Ивана III – собирателя земель русских.

Интерес к монастырю, казалось, совсем поистратился. Тайна, по всем признакам известная крупным новгородским купцам и боярам, оставалась тайной, как ни пытался царь развязать свободному городу язык, чиня кровавые расправы. Но молодой московский государь Иван Васильевич словно сам догадывался о неразгаданных до его поры тайнах единственного ганзейского города Руси. А средства казне в то время требовались, и немалые. Начало царствования Ивана IV ознаменовалось подающими большие надежды для молодого объединенного государства, только сбросившего иго и выходящего на внешнеполитическую арену тех лет. Столько всего требовалось переделать, построить заново, восстановить из праха… Какие только головокружительные мысли не приходили юному государю, вдоволь насмотревшемуся на бесчинства и непристойное для государственных людей поведение знатных московских бояр. Вокруг царя постепенно сложился свой особый круг, круг таких же, как он, – молодых, энергичных, обладающих силами, средствами и властью для того чтобы поднять страну из небытия. Среди тех людей был и потомок исключительно древнего и богатого боярского рода Колычевых.

Сам он был москвич, имел прусское происхождение. Дед его отличился и прославился во времена Ивана III, за что был пожалован землями. Был он и воеводой Господина Великого Новгорода, и послом в Крымской орде. Наверное, много чего узнал от новгородцев за несколько лет, проведенных в городе. Мать Федора Степановича Колычева имела огромные владения под Новгородом. В общем, видимо, неспроста постригшийся в монахи молодой боярин выбрал местом своего духовного уединения отдаленный Соловецкий монастырь. Причем ушел в монахи он как-то спонтанно, словно совсем не боясь оставить привычную комфортную жизнь столичного боярина ради северной глуши и тягостного труда. Может быть, сам царь повелел ему блюсти этот необычный монастырь, скрытые богатства которого так необходимы были казне?

Впрочем, Филипп (под этим именем постригся Федор Колычев) отнюдь не сразу стал настоятелем. Целый год был он тружеником еще до пострига. Известно, что Филипп попал в обитель инкогнито, не предупредив никого о своем знатном происхождении, видимо, чтобы не вызывать подозрений со стороны братии и не привлекать внимания общественности. На время он как бы выпал из жизни страны. Лишь царю и немногим его приближенным было известно, где находился Федор. Интересно также, что за некоторое время до того как молодой Колычев отправился на Соловки, в один из отдаленных северных монастырей отправилась (может быть, не по своей воле?) мать Федора. Ведь какое опасное и важное задание намеревался дать царь ее сыну! Вряд ли это понравилось бы богатой и известной боярыне.

Филипп тем временем усердно молился в стенах соловецких храмов. Он настолько полностью погрузился в монашескую жизнь, что его духовные подвиги вызывали у всех прочих монахов уважение. Несколько лет он даже провел в абсолютном уединении. Такое усердие молодого инока удивляло всех. Уже через девять лет (рекордно короткий срок для монашеской карьеры) ему было предложено стать игуменом. Поначалу он отказывался, но это только подвигло всю братию на единогласное избрание его настоятелем. Еще Борис Годунов понял, что для того чтобы вызвать к себе абсолютное доверие, можно, будучи уверенным в своей неоспоримости, поначалу и отказаться от царства. А взять бразды правления в свои руки – только когда уже сам народ придет и начнет умолять. На второй раз и Филипп согласился возглавить обитель. Это был год 1548-й. Прежний игумен сам передал бразды правления Филиппу. Ровно через десять лет по западной границе Руси прокатится первое наступление Ливонской войны.

И с этих дней Соловки стало не узнать. С приходом Филиппа на пост настоятеля монастыря, государь московский Иван Васильевич стал проявлять к обители неслыханное доселе внимание и всячески способствовал его экономическому развитию. Отменялись пошлины на соль, которую варили монахи в особых варницах, на полученные прибыли Филипп был волен сам, не спрашивая разрешения ни у кого, приобретать необходимые, на его взгляд, товары. На берегах Белого моря поначалу стали появляться новые варницы, приносящие пока основную часть дохода обители. По всему видно, что Иван Грозный стремился избежать прямого финансирования далекого монастыря, чтобы лишний раз не привлекать внимание, не будоражить интерес к северным алмазоносным островам.

Монастырь продолжал строить свою обособленную экономику, приносящую по тем временам богатые доходы. Помимо соли, производство которой росло год от года (благо условия, предоставленные Москвой, способствовали), начался планомерный экспорт леса, причем вырубки были организованы с расчетом на воспроизводство лесных ресурсов. Филипп вкладывал деньги в то, что сегодня принято называть модным иностранным словом «инфраструктура». За невиданно короткие сроки в глубине большого Соловецкого острова вырос кирпичный завод, который был призван обеспечить планируемое строительство, выкопан огромный котлован Святого озера, куда протянули километры каналов, закованных в валунные набережные. Они забирали тонны воды из разбросанных по всему острову озер и приносили их под стены монастыря. Зачем? Принято говорить, что это было фортификационное сооружение, что, дескать, с востока это озеро было необходимо в качестве рва перед монастырскими стенами. Странно. Почему бы тогда и в самом деле не выкопать ров? К чему те неимоверные усилия, которые были в буквальном смысле закопаны в землю при строительстве озера и системы каналов?

Одним из первых зданий, сооруженных при Филиппе на пепелище монастыря (он опять горел в 1438 году), была деревянная мельница. На том же месте, где сегодня стоит необыкновенный каменный дом, изгибающийся углом и прижимающийся двумя ярусами каменной галереи с колоннадой – тоже мельница, только более поздней постройки. Мельница была водяная. Только канала к ней никто никогда не видел. Потому что он был проложен целиком под землей от дна искусственного Святого озера с большим изгибом к самой мельнице и дальше, к морю. К чему такая сложность конструкции и такая секретность? Ведь, по сути, получается, что огромное Святое озеро – всего лишь водохранилище, обеспечивающее бесперебойную работу мельницы в течение года. Под землей, на глубине, где была проложена труба к первому ярусу подземелий мельницы, вода не замерзала зимой и поступала из-под толстого льда Святого озера.

А ведь вокруг столько озер, практически стыкующихся с морским берегом, где так удобно было бы перемалывать то небольшое количество зерна, необходимое для скудной пищи иноков. Но немногие знали тогда, что должна была перемалывать построенная игуменом Филиппом мельница, расположенная так нерационально, как будто что-то очень важное не давало возможности подвинуть сооружение хотя бы на несколько метров, туда, где расстояние между заливом и Святым озером минимально. Но нет. Филипп настаивал именно на таком расположении и отдавал себе отчет в том, какие средства он вкладывает для того, чтобы именно в этой точке земли закрутились огромные деревянные колеса, приводящие в движение массивные каменные жернова. Значит, было ради чего. И было ради чего. Иван Васильевич столь милостиво относился к происходящему.

Изначально поражали размеры самой мельницы. Просто невероятно, зачем на севере, где едва растет рожь, необходимо было такое здание, которое с легкостью бы справилось с урожаем всей волости! А ведь монахов было совсем немного… Даже летом, когда на стройки приезжали трудники, количество человек на островах редко превышало полтысячи. Зачем же так перестарались с мельницей?

Иван Грозный и Федор Колычев, а в постриге – Филипп, хорошо знали, что на самом деле перемалывали монастырские жернова. Поэтому строительные работы не утихали. В монастыре стали появляться первые значительные каменные сооружения – церкви. Уже в 1550 году, при необычайной скорости строительства, был завершен храм в честь Успения Божьей Матери, но Филипп не остановился на достигнутом, желая построить величественную и роскошную церковь. Царь же продолжал жаловать обитель различными милостями, полностью отменил пошлины на соль, даровал монастырю прибрежные земли с деревушками. Но братия все же забеспокоилась: уж слишком заносчивым и дорогим показался монахам проект нового храма, опасались долгостроя и нехватки денег. Но Филипп ни минуты не сомневался, добывая средства для монастыря прямо-таки из-под земли, что, кстати, для Соловков было буквальным. В 1558 году преступили к строительству Спасо-Преображенского собора. Филипп все чаще наведывался в Москву к явно благоволившему его обители государю. Что вез игумен в столицу? Уже тогда это было тайной, ставшей потом главной не только для самих Соловков, но и для российских царей.

В 1566 году игумен Филипп Колычев был срочно вызван в Москву. Иван Грозный уготовил ему сан митрополита Московского. Это было тяжелое время: затянувшаяся Ливонская война, начавшаяся с победоносного разгрома ордена, оборачивалась для Руси все более тяжкими экономическими бедствиями. Надвигался мрачный период опричнины. Казна пустовала, не редкостью стали так называемые карательные походы государевых отрядов по зажиточным русским городам. Подземные работы на Соловках шли полным