Девушка усмехнулась.

— Но ты забыл про две другие стороны. Если ты конечно равнобедренный треугольник, как я предполагаю. Выражение его лица на мгновение смягчилось.

— Спасибо за то, что предположила, что они у меня вообще могут быть.

— Я видела их, Валентин. То, что ты сделал для меня, не умещается на вершине треугольника.

Маркиз заерзал на сиденье.

— Ну, хорошо, но вся штука заключается в том, что когда ты имеешь дело с треугольником, ты никогда не можешь видеть все три его стороны одновременно. — Карета подпрыгнула, резко повернув. — Мы добрались до парка. У тебя есть желание поставить меня в известность об общих чертах твоего плана? Мне нужно отвести тебя к водоему, а затем повернуться спиной и стоять на страже? Или я должен ждать в карте и позволить тебе мирно плескаться?

Она хотела, чтобы он был там, даже, несмотря на то, что это казалось самой худшей идеей в истории.

— Я буду чувствовать себя… лучше, если ты останешься где-то в пределах слышимости, но как только ты покажешь мне направление, которое ведет к пруду, то я буду действовать самостоятельно.

Он кивнул.

— А одеяло? Что-то, чтобы прикрыть твое влажное тело? — Валентин снова передвинулся. — Не то, чтобы я пытаюсь разузнать детали, но у этой кареты очень дорогие кожаные сиденья.

Элинор покраснела.

— Я забыла про одеяло.

Валентин вытащил его из ящика под своим сиденьем.

— Но я не забыл.

Их пальцы соприкоснулись, когда он передавал ей одеяло. Это прикосновение могло быть случайностью, но после их последнего поцелуя Элинор не могла больше быть в этом уверенной. Размышления о том, вожделеет ли ее маркиз Деверилл, сделали жизнь девушки более захватывающей.

— Благодарю тебя.

— Не забывать ни одной детали. Это — мой девиз.

Она не могла не улыбнуться.

— Я думала, что твой девиз — это «carpe diem[16]».

— На самом деле, я бы произнес его как «carpe femme[17]», но я расширяю свой репертуар.

Бросив взгляд в сторону занавешенного окна, Элинор не смогла сдержать нервную дрожь.

— Как ты думаешь, когда мы вернемся? Стэнтон встает до пяти часов утра, я полагаю.

— Мы сможем вернуться за двадцать минут или около того, так что я думаю, все зависит от твоих планов.

— А это будет зависеть от того, насколько холодная вода.

Маркиз усмехнулся.

— Я только нашел водоем; но не гарантирую приемлемую температуру воды.

— Достаточно справедливо. — Элинор ненадолго заколебалась, задавать или нет следующий вопрос, но в темноте в карете в его компании, она не могла не думать о такой же ситуации на прошлой неделе. — Ты слышал что-нибудь о мистере Кобб-Хардинге? Должна сказать, что я боялась увидеть его на приеме у Кастеров.

— Я ничего не слышал. И я не ожидаю, что что-то услышу.

— Итак, ты послал ему письмо. Что конкретно ты написал в нем, Валентин?

Ему нравилось, когда она называла его по имени. Женщины часто называли его по имени; им это казалось романтичным. Тем не менее, он был знаком Элинор довольно давно, но называть его по имени она начала всего несколько дней назад, только после того, как началось их странное партнерство, и каким- то странным образом этот жест с ее стороны показался более… значимым.

— Не о чем беспокоиться, — ответил маркиз. — Если только он не застрелится, конечно. Полагаю, всегда можно надеяться на лучшее.

— Валентин! Я могу считать его отвратительным, но определенно не хочу, чтобы он совершил самоубийство.

— Тогда ты можешь надеяться, что он не сделает этого, а я буду надеяться, что сделает, и все мы исполним свой долг.

— Но что ты написал? — настаивала она.

У Элинор есть неприятное свойство характера: ее очень трудно отвлечь. Валентин шумно выдохнул.

— Я написал, что узнал о том, насколько велик его долг, и что он теперь ответственен передо мной за него. И что если он не желает, чтобы я применил силу с соответствующими последствиями, то ему нужно строить планы о том, как покинуть страну.

Ее мягкие губы сжались.

— Спасибо. Тем не менее, я должна признаться, что чем больше времени проходит после этого инцидента, тем сильнее мое желание самой встретиться с ним и ударить его в нос.

Она снова проявляет эту черту, эту странную независимость, это желание делать все самой. Учитывая, как много опыта Валентин приобрел, общаясь с женщинами, то, до какой степени Элинор приводила его в замешательство, было просто поразительно. И хотя у него было слишком мало моральных принципов, он все еще осознавал, что тот уровень возбуждения, который он ощущал рядом с ней, был совершенно неприемлем, и это возбуждение нужно подавить и задушить. Чертовски трудная перспектива для человека, который больше привык потворствовать своим страстям, чем подавлять их.

Пока она молча сидела напротив него, Валентин сосредоточил свои мысли на уродливых женщинах и на проигрыше в фаро. Это не особенно помогло, но чем больше он думал, тем меньше мог сосредоточиться на чем-то кроме одной-единственной девушки. Эта единственная девушка пошевелилась на своем сиденье.

— Сколько тебе пришлось заплатить? — спросила она.

— За что?

Она издала нетерпеливый звук.

— За расписки Стивена. Чтобы перекупить его долги. Сколько все это стоило тебе?

Как он мог рассказать ей о том, что величина долгов Кобб-Хардинга ужаснула его? И не просто большая сумма, а небрежное отношение к ней? Идея этого ублюдка о решении своих денежных проблем привела Валентина в ярость, но он не хотел, чтобы она узнала и об этом. Маркиз Деверилл не злится и не расстраивается из-за других людей — или из-за их дилемм — если только это напрямую не затрагивает его.

— Почему ты интересуешься? — вместо этого спросил он. — Если, конечно, ты не испытываешь желания возместить мне потраченные средства и получить их в свою собственность. Я бы не рекомендо…

— Это простой вопрос, — прервала его Элинор, сложив руки на своей прекрасной груди.

— Да, я полагаю, что это так. И я «просто» не собираюсь отвечать на него.

— Думаю, что я имею право знать.

Валентин покачал головой.

— Я сказал, что позабочусь об этой проблеме, и я сделал это. Детали остаются на мое усмотрение. Достаточно сказать, что Стивен Кобб-Хардинг — это беспечный человек, который не заслуживает тебя даже при самых лучших обстоятельствах.

Кажется, это на мгновение остановило ее, но как только маркиз начал потихоньку расслабляться, она наклонилась вперед и прикоснулась к его колену.

— Ты очень хороший человек, — прошептала она, ее голос слегка дрожал.

Эмоции в ее голосе обеспокоили его.

— Господи Боже, не вздумай произносить ничего подобного. Я получаю больше удовольствия, издеваясь над Кобб-Хардингом, чем помогая тебе. Это не слишком хорошо.

— Убеждай себя во всем, что хочешь, но ты впустую сотрясаешь воздух, если пытаешься убедить