Она смотрит на него с недоумением.
– Что это?
– Кейт, сядь, пожалуйста. Сядь и посмотри.
Она садится на стул рядом с ним.
– Ну вот. Сейчас начнется.
Сначала экран дрожит, показывая какие-то расплывчатые очертания, а потом, в свете прожекторов, неожиданно появляется белый 'транзит'.
– Боже мой, – говорит Кейт. – Это тот самый фургон, который мы брали с собой в Норвегию. Это наш фургон.
Она смотрит молча, подавляя порыв силой нажать кнопку быстрой перемотки вперед. Сидящий рядом с ней Фрэнк выглядит ошарашенным: он, разумеется, понятия не имел о том, кем был арендован фургон.
Картинки на экране. Разбитое окно, дорожный атлас, плавающий над панелью управления. Фонтанчик песка, поднимающийся, когда дверная ручка падает на морское дно. Манипулятор, пробивающий отверстие, а потом тянущий дверь на себя.
У Кейт странное ощущение того, будто она наполовину погрузилась под воду. Успокоение приносит лишь глубокий вздох: становится ясно, что она вдыхает спертый, теплый воздух казенного кабинета.
Все, что должно находиться в фургоне, на месте. Драгоценная осветительная аппаратура Леннокса, микшерский пульт, декорации – все там, куда было погружено. Но в фургоне находится и кое-что еще. То, чего там быть не должно.
Кейт ахает и, отпрянув от экрана, закрывает глаза. 'Конечно же, – убеждает она себя, – это просто игра света и тени. Оптический обман, возникший из-за проникновения яркого луча в темный фургон'. Сейчас она откроет глаза, и этот кошмар исчезнет.
Она качает головой и снова открывает глаза. Кошмар никуда не исчезает.
Под самой крышей фургона плавают пять тел, со связанными руками и лодыжками. Волосы мягко вьются в воде.
Тела маленькие. Детские.
Пленка все еще прокручивается, но ни Кейт, ни Фрэнк не смотрят.
Ужас от увиденного таков, что первый ее порыв – броситься отцу на грудь. Она прижимается к нему и чувствует на спине его правую руку. От его рубашки пахнет стиральным порошком.
Подспудности обрушиваются на нее, как падающая кирпичная кладка. Она заставляет себя не думать хоть какой-то момент, понимая, что должна позволить свободно возникать всем сопутствующим ассоциациям, прежде чем начнет выстраивать их в логическом порядке.
Сначала образы и эмоции.
'Эти дети еще не погребены, и мало есть такого, что раздирает душу больше, чем вид детского гроба. Гробы должны быть прочными, чтобы выдержать напряжение перехода в иной мир. Они должны заставить несущих их шататься под бременем человеческой жизни и души. Но когда гроб не больше форточки и когда кажется, что один человек может без особых усилий взвалить его на плечи, что еще остается, как не содрогаться от ужаса и неверия?'
Бережно, чтобы не задеть его раненую руку, Кейт отстраняется от отца и встает, чувствуя слабость в ногах.
Она стоит среди груды осыпавшихся мыслей.
В фургоне, который они брали с собой в Норвегию, находятся дети.
Но там не должно быть никаких детей. Там должно находиться оборудование, прежде всего мудреные устройства Леннокса, ради которых и пришлось заказать фургон. Фургон для оснащения, микроавтобус для членов труппы.
После спектакля, когда они загружали фургон, никаких детей там не было. Они могли попасть туда в последнее утро перед отплытием 'Амфитриты', когда все занимались кто чем хотел.
И загрузил их туда кто-то, по меньшей мере один из числа абердинских любителей.
В Норвегии побывали десять человек. Трое погибли. Если к делу причастен кто-то из этих троих, Кейт уже бессильна. Но оставшихся в живых необходимо проверить.
Семь минус она, остается шесть. Синклер, Алекс, Джейсон, Леннокс, Джин и Эммелин.
Пожалуйста, Господи, только не Синклер или Алекс. Ей не вынести, если это окажется один их них.
Кто сидел за рулем фургона, когда его загоняли на палубу 'Амфитриты'? Ей не вспомнить, да это, наверное, не имеет значения: к тому времени дети, скорее всего усыпленные или находящиеся под воздействием наркотиков, должны были быть погружены, связаны и спрятаны.
Кто обычно находился за рулем фургона? Да почти все понемногу. Пару раз вела она. И Давенпорт. Все мужчины, оставшиеся в живых, тоже, кто реже, кто чаще. Вот только Джин и Эммелин – их она за рулем вроде бы не видела. Во всяком случае, не припоминает.
Вычеркнем Джин и Эммелин или, по крайней мере, отнесем их в конец списка. И не только потому, что они не садились за руль: погрузка детей могла потребовать физической силы. Впрочем, не исключено, что сделавший это обошелся уговорами.
Ей приходит в голову еще одна мысль.
– Отец, поступали ли какие-нибудь необычные радиосообщения на 'Амфитриту' или с 'Амфитриты' до того, как был выброшен фургон?