вернулся обратно. Ллойд издал хриплый вопль, дернулся, споткнулся, упал и начал плакать.
— Все в порядке, — успокоил его Флагг. — Эй, парень, все в порядке. Теперь все в полном ажуре.
— Вы можете выпустить меня? — всхлипывая, выдавил Ллойд. — Пожалуйста, выпустите. Я не хочу закончить свою жизнь, как мой кролик. Я не хочу сдохнуть так, это же нечестно, если бы не Шпок, я никогда бы не вляпался ни во что, кроме какого-нибудь мелкого дерьма, пожалуйста, мистер, выпустите меня, я сделаю все, что угодно.
— Ах ты бедняга. Ты похож на рекламу летнего отдыха в Дахау.
Несмотря на сочувствие в голосе Флагга, Ллойд не мог заставить себя поднять взгляд выше колен пришельца. Стоит ему снова взглянуть в это лицо, он умрет на месте. Это было лицо дьявола.
— Пожалуйста, — пробормотал Ллойд. — Пожалуйста, выпустите меня. Я умираю от голода.
— И давно ты здесь загораешь, дружище?
— Я не знаю, — сказал Ллойд, вытирая пальцами глаза. — Очень давно.
— Как же вышло, что ты до сих пор не умер?
— Я знал, что меня ждет, — собрав последние остатки своей хитрости, сообщил Ллойд ногам в джинсах. — Я приберегал пищу. Так и выжил.
— А ты, случайно, не откусил ли кусочек от того славного парня в соседней камере, а?
— Что? — хрипло выдавил Ллойд. —
— Мне показалось, его левая нога чуть тоньше, чем правая. Я только поэтому и спросил, дружище.
— Я ничего про это не знаю, — прошептал Ллойд. Он весь дрожал.
— А как насчет Братца Крысы? Каков он был на вкус?
Ллойд закрыл лицо руками и ничего не ответил.
— Как тебя зовут?
Ллойд попытался выговорить свое имя, но из его горла вырвался лишь стон.
— Как тебя зовут, солдат?
— Ллойд Хенрид. — Он попытался сообразить, что бы сказать еще, но в мозгах у него была полная мешанина. Он испугался, когда его адвокат сказал, что он может сесть на электрический стул, но испугался совсем не
— Посмотри на меня, Ллойд.
— Нет, — прошептал Ллойд. Он дико вращал глазами.
— Почему?
— Потому что…
— Продолжай.
— Потому что я думаю, вы не настоящий, — прошептал Ллойд. — А если вы настоящий… мистер, если вы настоящий, тогда вы — сам дьявол.
— Посмотри на меня, Ллойд.
Ллойд беспомощно поднял глаза на это темное, ухмыляющееся лицо, маячившее за перекрещенными прутьями решетки. Правой рукой Флагг держал что-то возле правой щеки. При взгляде на этот предмет Ллойда кинуло в жар и в холод одновременно. Предмет был похож на черный камень, такой темный, что цветом напоминал смолу или деготь. В середине его проходила красная трещина, и она показалась Ллойду каким-то жутким глазом — кровавым, приоткрытым и уставившимся прямо на него. Потом Флагг слегка повернул его в руке, и красное пятно на темном камне приняло форму… ключа. Флагт принялся крутить его между пальцами, словно фокусник, показывающий забавный трюк, и он превращался то в глаз, то в ключ.
Глаз — ключ, — глаз — ключ.
Флагг запел:
— Она принесла мне кофе… Она принесла мне чай… и все, что душе угодно… но не дала ключа… Верно, Ллойд?
— Точно, — хрипло выговорил Ллойд. Его глаза не отрывались от маленького темного камня.
— Теперь ты — человек, который должен понимать ценность хорошего ключа, — сказал пришелец. Темный камень исчез в зажатом кулаке и неожиданно возник в другой руке, где снова стал мелькать между пальцами. — Я не сомневаюсь в этом. Ибо для чего нужен ключ, кроме как для открывания дверей. Разве есть в жизни что-нибудь важнее, чем отпирание дверей, а, Ллойд?
— Мистер, я жутко голоден…
— Ну еще бы, — сказал мужчина, и по лицу его разлилось выражение сострадания, столь преувеличенного, что оно казалось гротескным. — Господи-Иисусе, ведь крыса — это не еда! Слушай, знаешь, что я ел сегодня за ленчем? Я ел замечательный сандвич с ростбифом на венском хлебе с луком и гульденовским соусом. Неплохо звучит?
Ллойд кивнул, и слезы медленно поползли из его горящих глаз.
— И еще немного домашнего печенья и какао с молоком, а потом на десерт… Святая Дева, я же
Ллойд так оцепенел, что даже не мог кивнуть. Он решил, что человек с ключом и вправду был дьяволом, а скорее даже миражом и что мираж будет стоять у его камеры снаружи, радостно болтая про Господа Иисуса и гульденовский соус, играя при этом своим странным черным камнем, до тех пор, пока Ллойд не рухнет замертво. Но теперь сострадание на лице пришельца казалось вполне реальным, и слова его звучали так, будто он страшно недоволен собой. Черный камень снова исчез в его зажатом кулаке. А когда кулак разжался, Ллойд в изумлении уставился на ладонь незнакомца, на которой лежал толстый серебряный ключ с витиеватой ручкой.
— Господи… Боже… мой! — выдавил Ллойд.
— Тебе это нравится? — довольно спросил темный человек. — Знаешь, Ллойд, я обучился этому фокусу у одной массажисточки в салоне красоты в Секокесе, штат Нью-Джерси. Секокес — родина самых больших свиноферм в мире.
Он нагнулся и вставил ключ в замок камеры Ллойда. И это было странно, потому что, насколько Ллойд помнил (а память у него сейчас работала совсем плохо), у этих камер
Как только ключ скользнул в скважину, Флагг замер и взглянул на Ллойда с хитрой усмешкой, и Ллойд снова ощутил, как его захлестывает отчаяние. Все это было лишь трюком.
— Кажется, я забыл представиться? Меня зовут Флагг — с двумя «г» на конце. Рад познакомиться.
— Взаимно, — прохрипел Ллойд.
— И я полагаю, прежде чем я открою эту камеру и мы пойдем пообедаем, нам следует достичь определенного взаимопонимания, верно, Ллойд?
— Попятное дело, — выдавил Ллойд и снова стал плакать.
— Я сделаю тебя своей правой рукой, Ллойд. Возведу тебя в ранг святого Петра. Открыв эту дверь, я вручу тебе ключи от всего царства. Неплохая сделка, не правда ли?
— Ага, — прошептал Ллойд, вновь охваченный страхом. Было уже почти темно. Флагг вырисовывался лишь смутной тенью, но его глаза по-прежнему были хорошо видны. Казалось, они сверкали в темноте, как глаза рыси: один — справа от прута решетки, упиравшегося в замок, другой — слева. Ллойд испытывал ужас, но и еще своего рода религиозный экстаз. Наслаждение. Наслаждение быть избранным. Чувство, что он прошел через все эти испытания… для чего-то.
— Ты бы хотел разобраться с теми, кто оставил тебя здесь, не так ли?
— Ну еще бы, — произнес Ллойд, мгновенно забыв о своем страхе. Страх потонул в жуткой, снедающей его злобе.
— Не только с кем-то конкретно, но и со всеми, кто мог бы сделать что-нибудь подобное, —