стало так же темно, как раньше.

Чем дальше они ехали, тем холоднее становилось. Друзья закутались в одеяла, но и это помогло ненадолго. Несмотря на то, что Лукас топил очень сильно, сквозь окна кабины проникал все более крепкий мороз. Джиму стало так холодно, что у него зубы стучали.

Они продвигались вперед очень-очень медленно. Час шел за часом, а друзья, по лукасовым расчетам, покрыли только половину от сотни миль.

Теперь и Джим помогал топить, потому что в одиночку Лукас уже не успевал. Все быстрее приходилось им кидать уголь в топку, чтобы вода в котле вообще кипела и давала пар. А Эмма с каждой минутой тащилась все медленнее. На ее трубе и вентилях уже висели толстые сосульки.

Лукас озабоченно поглядел на стремительно таявшие запасы угля.

— Надеюсь, нам хватит, — пробормотал он.

— А надолго еще угля осталось? — поинтересовался Джим, дуя на свои окоченевшие руки.

— Может быть, на час, — ответил Лукас, — а может, и меньше. При таких затратах трудно сказать.

— А доехать мы успеем? — спросил Джим, у которого от холода уже зуб на зуб не попадал. Его красные губы подернулись синевой.

— Если ничего не помешает, возможно, — пробормотал Лукас, грея заледеневшие пальцы о трубку.

Теперь даже бледно-фиолетовое пятнышко на небе исчезло. Значит, они точно приблизились к «Устам Смерти». Прошло еще несколько минут, и вдруг издалека до них донеслись ужасные стоны и завывания:

— Ууууууиииииууууииииооооо!

Звучали они настолько зловеще, что описать невозможно. Если самому не услышать, то и представить себе это тоже нельзя. Звук был негромким, но таким жалобным в этом черном одиночестве, что казался почти невыносимым.

— Боже милосердный! — пролепетал Джим. — Думаю, лучше будет, если опять залепить уши воском.

Но огарок свечки от холода стал твердым как камень, и размять его было нельзя.

Поэтому друзьям пришлось терпеть безутешные стенания.

— Аааааууууу! — жалобно стонало снаружи, теперь уже гораздо ближе.

Лукас и Джим стиснули зубы.

В этот момент Эмма остановилась и издала длинный, полный отчаяния свист. Она неизвестно как отклонилась от прямого курса и внезапно почувствовала, что прямо под ее колесами зияет бездна.

— Черт возьми! — выругался Лукас и один за другим опробовал несколько рычагов.

Но Эмма только задрожала и отказалась ехать дальше.

— Что с ней такое? — спросил Джим с широко раскрытыми от ужаса глазами.

— Понятия не имею, — буркнул Лукас. — Она не хочет дальше. Вероятно, мы сбились с прямого пути.

— И что теперь будет? — прошептал Джим.

Лукас не отвечал. Но Джим-то знал, какое лицо бывает у него в минуты наибольшей опасности. Тогда рот превращается в нитку, скулы выдаются вперед, а глаза становятся как щели.

— В любом случае нельзя, чтобы огонь погас, — наконец сказал он, — иначе мы погибнем.

— Но мы же не можем вот так запросто здесь оставаться, — возразил Джим.

Лукас пожал плечами. Джим больше не задавал вопросов. Ведь если даже Лукас не знает, как быть, тогда дела их наверняка совсем плохи.

Теперь ветер завывал почти злорадно. Словно бы «Уста Смерти» зловеще хохотали:

— Хохохо-хахаха-хохохо!

— Не унывай, старина! — утешил Лукас. Однако звучало это не слишком убедительно.

Они все ждали и ждали и при этом напряженно думали о том, что следует предпринять. Выходить наружу нельзя из-за холода. Да и что снаружи сделаешь?.

Дать задний ход тоже не годилось, потому что Эмма не отваживалась ни на малейшее движение — ни вперед, ни назад. Что же делать? А делать было нечего. Но предпринять что-то необходимо! Каждая потерянная секунда приближала тот момент, когда кончится уголь.

Пока друзья молча ломали головы, в которые так ничего и не приходило, снаружи готовилось их спасение. Пар, поднимаясь из эмминой трубы, замерзал в ледяном воздухе и выпадал снегом. Ветер с воем гонял перед собой белые хлопья, и они мало-помалу покрывали окрестности.

Белые вихри опустились на черные скалы, и там, где выпал снег, они больше не могли поглощать свет, поэтому сразу стал узнаваемым путь. В середине черного НИЧТО внезапно повис кусочек белой дороги.

Первым это заметил Джим. Он продышал дырочку в морозных узорах окна и попробовал вглядеться в нее.

— Эй, Лукас! — позвал он. — Посмотри-ка!

Лукас выглянул наружу. Потом он поднялся, серьезно кивнул Джиму, сделал глубокий вдох и сказал:

— Мы спасены.

А потом раскурил новую трубку.

Тут и Эмма согласилась ехать дальше. Она опять нашла прямой путь, и вновь покатили они во мрак цвета угля, смолы и воронового крыла одновременно.

— Ууууоооохохохохох! — стонал ветер. Это звучало так, словно они прямиком въезжали в раскрытую пасть смерти.

— Ооооооаааааххххх! — зевала она. Но тут друзья выехали на другую сторону скалистых ворот и миновали «Уста Смерти».

— Хьюююююю! — глухо вздохнуло еще раз позади них, но звучало это уже гораздо безопаснее. А потом жалобные стоны отозвались эхом в дали.

Теперь у них оставалось всего лишь десять лопат угля. Но, к счастью, путь пошел под уклон, потому что «Уста Смерти» находились в самом высоком месте. Каждую минуту Лукас бросал в топку по одной лопате угля: одна минута — две минуты — три минуты — четыре — пять — шесть — семь минуть — восемь — девять — и — десять минут — вот и сгорела последняя лопата угля. Но светлее не становилось.

Локомотив катился все медленнее. Вот-вот остановится…

Но тут, в самый последний момент, они словно проскользнули через какой-то занавес. Свет проник сквозь заледеневшие окна, яркий солнечный свет. Эмма остановилась.

— Ну, Джим, — сказал Лукас. — Как насчет небольшой передышки?

— Идет, — ответил Джим с глубоким вздохом облегчения.

Они с трудом сняли с запора толстый слой льда и открыли дверь. Им навстречу заструился теплый воздух. Друзья выбрались наружу, чтобы отогреть на солнышке окоченевшие суставы.

Широко расставив ноги и засунув руки в карманы, стояли друзья перед локомотивом и обозревали окрестности. Перед ними тысячами тысяч огнедышащих гор всех размеров раскинулась «Страна Тысячи Вулканов». Одни возвышались не ниже домов в четыре этажа, другие были совсем маленькими, примерно с кротовий холмик. Многие как раз действовали, то есть изрыгали огонь и искры, другие только потихоньку дымили. Из некоторых текала вниз раскаленная лава, и они выглядели как горшки с переваренной кашей.

Земля непрерывно сотрясалась, и в воздухе то нарастали, то затихали гул и грохот. Внезапно раздался мощный толчок, и в земле с громким шумом образовалась глубокая трещина. Стоящие вокруг