Когда пятеро черных Великанов привели Фалькора, вокруг роскошного шатра

Бастиана уже собралась большая толпа. Заслышав чеканный металлический шаг, зрители расступились и освободили проход. Фалькор не был связан, Броневеликаны его даже не касались — они только шли рядом, по обе стороны от него, с обнаженными мечами.

— Он вообще не сопротивлялся, господин нашей госпожи, — сказал один из них Бастиану жестяным голосом, когда шествие остановилось.

Фалькор лег на землю у ног Атрейо и закрыл глаза.

Настала долгая тишина. Торопливо подходили последние опоздавшие из лагеря, вытягивая шеи, чтобы разглядеть, что происходит. Единственная персона, которая здесь отсутствовала, была Ксайда. Шепот и шушуканье постепенно стихли. Все взоры переходили с Атрейо на Бастиана. В серых сумерках их неподвижные фигуры казались застывшей навеки черно-белой картиной.

Наконец Бастиан поднялся.

— Атрейо, — сказал он, — ты хотел украсть у меня Знак Девочки Императрицы, чтобы самому им владеть. А ты, Фалькор, знал об этом и ему потворствовал. Этим вы оба не только испортили дружбу, которая когда-то была между нами, но и провинились в тягчайшем преступлении против воли Луниты, давшей мне Драгоценность. Признаете ли вы себя виновными?

Атрейо бросил на Бастиана долгий взгляд, а потом кивнул.

У Бастиана перехватило дыхание, и ему пришлось начинать два раза, прежде чем он смог выговорить:

— Я помню, Атрейо, что именно ты привел меня к Девочке Императрице. И я помню пение Фалькора в Амарганте. Поэтому я хочу даровать вам жизнь, жизнь вору и его сообщнику. Делайте с нею, что вам угодно. Но от меня уходите как можно дальше и никогда больше не смейте попадаться мне на глаза. Я прогоняю вас навсегда. Я никогда вас не знал!

Он кивнул Икриону, чтобы тот снял с Атрейо кандалы, потом отвернулся и снова сел.

Долгое время Атрейо стоял, не двигаясь с места, потом посмотрел на Бастиана. Казалось, он хотел что-то сказать, но передумал. Наклонившись к Фалькору, он шепнул ему что-то. Дракон Счастья открыл глаза и выпрямился. Атрейо вскочил ему на спину, и Фалькор поднялся в воздух. Он летел прямо навстречу светлеющему небу и, хотя движения его были тяжелыми и усталыми, за несколько мгновений исчез вдали.

Бастиан встал и пошел в свой шатер. Он бросился на постель.

— Теперь ты достиг истинного величия, — тихо проговорил мягкий вкрадчивый голос. — Теперь ничто тебя больше не задевает, ничто не сможет достичь.

Бастиан сел. Это была Ксайда, это она говорила. Она сидела на корточках в самом темном углу шатра.

— Ты? — спросил Бастиан. — Как ты сюда вошла?

Ксайда улыбнулась.

— Меня, господин и учитель, не может задержать ни одна стража. Это может сделать только твой приказ. Ты меня прогоняешь?

Бастиан снова лег и закрыл глаза. Через некоторое время он пробормотал:

— Мне всё равно. Оставайся или уходи!

Она долго наблюдала за ним из-под полуопущенных век. Потом поинтересовалась:

— О чём ты думаешь, господин и учитель?

Бастиан отвернулся и не отвечал.

Ксайде было ясно, что сейчас ни в коем случае нельзя оставлять его наедине с самим собой. Ещё немного — и он ускользнет из её рук. Ей надо утешить и подбодрить его — на особый лад. Надо направить его по тому пути, который она наметила для него — и для себя тоже. И на этот раз не отделаться волшебным подарком или простой уловкой. Придется прибегнуть к более сильным средствам.

К самым сильным из всех, что есть в её распоряжении — к тайным желаниям Бастиана. Она села рядом с ним и зашептала ему на ухо:

— Когда же ты, мой господин и учитель, двинешься к Башне Слоновой Кости?

— Не знаю, — сказал Бастиан, уткнувшись в подушки, — что мне там делать, если Луниты больше там нет? Я вообще уже не знаю, что мне делать.

— Ты мог бы отправиться туда и подождать Девочку Императрицу там.

Бастиан повернулся к Ксайде:

— Ты думаешь, она вернется?

Ему пришлось ещё раз настойчивее повторить свой вопрос, прежде чем Ксайда нерешительно ответила:

— Я так не думаю. Я думаю, она навсегда покинула Фантазию, и ты, господин и учитель, её наследник.

Бастиан медленно выпрямился. Он смотрел в двуцветные глаза Ксайды, и прошло некоторое время, прежде чем он осознал, что она ему сказала.

— Я? — воскликнул он. На его щеках показались красные пятна.

— Тебя так сильно пугает эта мысль? — прошептала Ксайда. — Она передала тебе Знак своих полномочий. Она уступила тебе свою Империю. Теперь ты будешь Мальчиком Императором, мой господин и учитель. И это твоё законное право. Ты же не только спас Фантазию, когда явился сюда, ты сначала всё это сотворил!

Мы все, и даже я сама, всего лишь твои творения! Ты Великий Всезнай, так почему же тебя пугает всемогущество, которое тебе подобает изначально?

Глаза Бастиана всё больше и больше разгорались холодным огнем, а Ксайда рассказывала ему о новой Фантазии, о мире, который во всех мельчайших деталях создан по воле Бастиана, в котором он по своему произволу может созидать и разрушать, в котором уже нет ни преград, ни условий, и где каждое создание, доброе или злое, красивое или уродливое, глупое или мудрое, возникает лишь по его воле, а он благородно и таинственно царит надо всем и управляет судьбами в вечной игре.

— Только тогда, — заключила она, — ты будешь действительно свободен, свободен от всего, что тебя стесняет, свободен делать то, что хочешь. А разве ты не хотел найти своё Истинное Желание? Вот оно!

В то же утро лагерь поднялся с места, и многотысячный караван во главе с Бастианом и Ксайдой в коралловом паланкине, пустился в путь к Башне Слоновой Кости. Почти бесконечная колонна путников протянулась по запутанным путям Лабиринта. И когда под вечер первые из них достигли Башни Слоновой Кости, последние только переходили внешнюю границу цветущего сада.

Прием, оказанный Бастиану, был настолько торжественным, насколько он только мог желать. Все, кто принадлежал ко двору Девочки Императрицы, были на ногах. На всех зубчатых стенах и крышах стояли стражники-гномы и, изо всех сил надувая щеки, трубили в блестящие трубы. Жонглеры показывали свои трюки, звездочеты предвещали Бастиану счастье и величие, пекари пекли торты высотой с гору, а министры и сановники шли рядом с коралловым паланкином, сопровождая его в сутолоке и давке толпы по главной улице, которая становилась всё уже, закручиваясь в спираль вокруг Башни Слоновой Кости, похожей по форме на огромную кеглю, туда, где большие ворота вели внутрь дворца. Бастиан в сопровождении Ксайды и всех сановников поднялся по белоснежным ступеням широкой лестницы, прошел по всем залам и коридорам и через вторые ворота, всё выше и выше, миновав сад, где стояли звери, цветы и деревья из слоновой кости, прошел по качающимся мосткам и через последние ворота. Он хотел попасть в павильон в виде цветка магнолии, венчающий верхушку огромной башни. Но оказалось, что цветок закрыт, а последний отрезок пути, ведущий к нему наверх, так крут и гладок, что никто не может по нему взобраться.

Бастиан вспомнил, что и тяжело раненый Атрейо не мог тогда взойти наверх, по крайней мере своими силами, потому что никто из поднявшихся туда не знает, как это ему удалось. Это должно быть только даровано.

Но ведь Бастиан не Атрейо. Если этот последний отрезок пути должен быть дарован как милость, то отныне дарить эту милость будет сам Бастиан. И он не намерен был никому позволять задерживать его на этом пути.