белое одеяние было изорвано в клочья — они остались висеть на многочисленных перекладинах, завитушках и шипах буквенной лестницы. Для неё не было неожиданностью, что буквы так враждебны к ней. Это было взаимно.
Прямо перед собой она видела Яйцо с круглым отверстием, в которое уходила стремянка. Она шагнула внутрь. В тот же миг отверстие за ней захлопнулось. Не шевелясь, она стояла в темноте и ждала, что же произойдет. Однако долгое время не происходило ничего.
— Я здесь, — тихо сказала Девочка Императрица в темноту. Её голос отозвался эхом, будто в большом пустом зале — или это был другой, куда более низкий голос, который отвечал ей теми же словами?
Мало-помалу она различила в темноте слабое красноватое свечение. Оно исходило от раскрытой книги, которая висела в воздухе посреди этой яйцевидной комнаты. Книга была наклонена, так что Девочка Императрица увидела её переплет. Он был из шелка медно-красного цвета, и, как и на Драгоценности, которую Девочка Императрица носила на шее, на нём были видны две змеи: вцепившись друг другу в хвост, они образовывали овал. А в этом овале стояло заглавие:
Мысли Бастиана спутались. Это же та самая книга, которую он читал! Он ещё раз поглядел на неё. Да, без сомнения, книгу, о которой идет речь, он держит в руках. Но как же она могла оказаться в себе самой?
Девочка Императрица подошла поближе и тогда увидела с другой стороны парящей в воздухе книги лицо человека, подсвеченное снизу голубоватым светом раскрытых страниц. Это сияние шло от сине- зеленых букв.
Лицо человека казалось корой старого дерева — настолько оно было изборождено морщинами. У него была длинная седая борода, а глаза сидели в глазницах так глубоко, что их и вовсе не было видно. Он был одет в синюю монашескую рясу с капюшоном, накинутым на голову, и держал в руке карандаш, которым писал в книге. Он так и не поднял глаз.
Девочка Императрица долго стояла молча и смотрела на него. Собственно то, чем он занимался, даже не было письмом, его карандаш просто скользил по пустой странице, а буквы и слова составлялись сами по себе, будто возникая из пустоты. Девочка Императрица прочла, что там было написано, и это оказалось то, что происходило в этот момент: «Девочка Императрица прочла, что там было написано…»
— Ты записываешь всё, что происходит, — сказала она.
— Всё, что я записываю, происходит, — был ответ.
И снова это был тот низкий глухой голос, который она поначалу приняла за эхо своего собственного.
Странно, но Старик с Блуждающей Горы при этом даже рта не раскрыл. Он записал её и свои слова, и она услышала их так, как будто вспомнила, что он их только что произнёс.
— Ты и я, — спросила она, — и вся Фантазия — всё записано в этой книге?
Он написал, и в то же время она услышала ответ:
— Не так. Эта книга
— А где эта книга?
— В книге, — записал он ответ.
— Значит, это всего лишь видимость и отражение? — спросила она.
И он написал, а она услышала:
— Что показывает зеркало, в котором отражается зеркало? Знаешь ли ты это, Златоглазая Повелительница Желаний?
Некоторое время Девочка Императрица молчала, и Старик тут же записал, что она молчит.
Потом она тихо сказала:
— Мне нужна твоя помощь.
— Я знаю, — ответил и записал он.
— Да, — промолвила она, — пожалуй, так и должно быть. Ты — память Фантазии и знаешь всё, что происходило вплоть до этого момента. Но не можешь ли ты перелистать свою книгу вперёд и посмотреть, что случится?
— Пустые страницы! — был ответ. — Я могу только оглядываться на то, что произошло. Я мог читать это, пока я это писал. И я это знаю, потому что прочел. А писал это, потому что это произошло. Так Бесконечная история пишет сама себя моей рукой.
— Так ты не знаешь, почему я к тебе пришла?
— Нет, — услышала она его глухой голос в то время, как он писал, — и я бы хотел, чтобы ты не приходила. У меня всё становится окончательным и неизменным — и ты тоже, Златоглазая Повелительница Желаний. Это Яйцо — твоя могила и твой гроб. Ты вошла в память Фантазии. И как же ты собралась уходить отсюда?
— Всякое яйцо, — ответила она, — начало новой жизни.
— Верно, — написал и произнес Старик, — но только если треснет его скорлупа.
— Ты можешь раскрыть её, — воскликнула Девочка Императрица, — ты же меня впустил.
Старик покачал головой и записал это.
— Этого ты добилась своей силой. Но больше у тебя её нет, поскольку ты здесь. Мы заперты навеки. Воистину, ты не должна была приходить! Это конец Бесконечной истории.
Девочка Императрица улыбнулась — казалось, она ничуть не встревожена.
— Ты и я, — сказала она, — не можем больше сделать ничего. Но есть кое-кто, кто может.
— Создать новое начало, — написал Старик, — может только человеческий ребенок.
— Да, — подтвердила она, — человеческий ребенок.
Старик с Блуждающей Горы медленно поднял глаза и впервые посмотрел на Девочку Императрицу. Этот взгляд был как будто брошен с другого конца вселенной — из такой дали он шел, из такой темноты. Но она выдержала этот взгляд и не отвела своих золотых глаз. Это было похоже на безмолвный неподвижный поединок. В конце концов Старик снова склонился над своей книгой и написал:
— Соблюдай границу, которую и ты должна соблюдать!
— Я хотела бы, — ответила она, — но тот, о ком я говорю и кого жду, уже давно её перешёл. Он читает эту книгу, в которой ты пишешь, и слышит каждое наше слово. Так что он с нами.
— Верно, — услышала она голос Старика, пока тот писал, — и он уже безвозвратно принадлежит Бесконечной истории, потому что это его собственная история.
— Расскажи её мне! — приказала Девочка Императрица. — Ты, поскольку ты память Фантазии, расскажи мне её с самого начала и слово в слово, так, как ты её записал!
Пишущая рука Старика начала дрожать.
— Если я сделаю это, мне придется начать всё заново. А что я пишу, случается вновь.
— Пусть будет так! — сказала Девочка Императрица.
Бастиану стало как-то не по себе. Что она собирается сделать? Что-то такое, что связано с ним. Но если даже у Старика с Блуждающей Горы задрожали руки…
Старик писал и говорил:
— Когда Бесконечная история в самой себе несёт себя,
То мир, что в этой книге, погибает зря.
А Девочка Императрица отвечала:
— Но если к нам герой примкнет,
Жизнь новая взойдет.
Сейчас ему нужно решиться!
— Воистину, ты ужасна, — сказал и записал Старик, — это означает конец без конца. Мы вступим в круг вечного возвращения. Оттуда нет исхода.
— Для нас нет, — ответила она, и её голос больше не был нежным, он был твердым и чистым, как