— Ну слава Богу. Кстати, что ты сегодня делаешь?

— Вроде как в Лондон возвращаюсь.

— Не против, если я поеду с тобой?

— Зачем? — Кристина дернула его за рукав. — Что происходит? Есть еще новость? Какая?

— Мне нужно найти квартиру в Лондоне.

— Тебе? Я думала, ты в этих краях квартируешь.

— Разве дядя Джулиус не упоминал о моей новой работе?

— Джим, Бога ради, не тяни. Расскажи толком.

Рассказывая толком, Диксон проговаривал про себя: Бейсуотер, Найтсбридж, Ноттинг-Хилл-Гейт, Пимлико, Белгрейв-сквер, Уоппинг, Челси. Нет, только не Челси.

— Так и знала, что он что-то затеял, — говорила тем временем Кристина. — Конечно, такого и я не ждала. Надеюсь, вы с дядей Джулиусом сработаетесь. Нет, ты смотри, как все удачно складывается. Лучше не придумаешь. Кстати, проблем с увольнением из колледжа не возникло?

— Не беспокойся.

— А какую должность дядя Джулиус предлагает?

— Ту самую, на которую метил Бертран.

Кристина стала громко смеяться и одновременно покраснела. Диксон тоже рассмеялся. Какая жалость, что его гримасами можно выразить либо ярость, либо отвращение, и теперь, когда произошло событие, действительно заслуживающее отдельной гримасы, Диксону нечем его отметить. В качестве слабой замены Диксон скроил физиономию древнего римлянина во время оргии. Увидел впереди нечто, замедлил шаг, слегка толкнул Кристину локтем.

— Джим, ты чего?

— Видишь вон ту машину? — Машина принадлежала Уэлчу; Уэлч поставил ее посреди дороги, правда, чуть сместив в одну сторону, у дверей кондитерской с зелеными льняными шторами и медными цветочными горшками. — Что он тут делает?

— Наверно, ему велено забрать Бертрана и компанию. Бертран сказал, после того, что я устроила, он в одном доме со мной обедать не станет. Скорее, Джим: они сейчас выйдут.

Диксон и Кристина как раз проходили мимо окна кондитерской, когда открылась дверь, Уэлчи высыпали на тротуар и заблокировали движение. Среди них выделялся высокий бледный молодой человек с длинными блеклыми волосами, примятыми вельветовым кепи. Определенно это был женоподобный литератор Мишель — успел-таки под занавес. При приближении пешеходов все Уэлчи, за естественным исключением самого Уэлча, затрепыхались и автоматически подались прочь с дороги. Диксон ободряюще стиснул локоть Кристины и грудью пошел на врага.

— Извините, — произнес он густым басом опереточного дворецкого.

Лицо миссис Уэлч выражало угрозу близкой тошноты; Диксон ограничился милостивым кивком. (Где-то он читал, что успех делает человека кротким, терпимым и добродушным.) Инцидент был практически исчерпан, когда Диксон заметил: присутствуют не только Уэлч и Бертран, но и зюйдвестка, и синий берет. Берет, к слову, красовался на Уэлче, а зюйдвестка — на Бертране. При этаком маскараде, в этакой неподвижности да еще с выпученными глазами отец и сын походили на Андре Жида и Литтона Стрэчи[23], изваянных в воске ученической рукой. Диксон задержал выдох в знак того, что перемирие прекращается, и расхохотался с подвыванием. Шаг его сбился; он согнулся вдвое, будто пораженный кинжалом. Кристина дергала его за рукав, но Диксон корчился среди Уэлчей, потел очками и как рыба разевал рот.

— Да вы же… — взвизгивал Диксон. — Да он же…

Уэлчи начали усаживаться в машину. Стонущий Диксон позволил Кристине увести себя с места происшествия. Позади выл и дребезжал стартер; звуки разжижались пространством, покуда не были полностью перекрыты прочими уличными звуками — и их собственными голосами.