прав, оставляя дам, которых он клялся ни на минуту не оставлять.

Эта неотступная мысль так его мучила, что наконец он не выдержал и разом остановился.

— Пора покончить, — проговорил он сквозь зубы. Он дал условный сигнал.

Моментально вожди остановили ход своих пирог и собрались около него.

— Господа, — сказал он, — нам предстоит не битва, а резня, потому что перепившиеся ирокезы не в состоянии сопротивляться, они будут спокойнее баранов на бойне.

— Более чем вероятно, — заметил Бесследный.

— Конечно, — подтвердил Мрачный Взгляд.

— Тем лучше, нам дешевле обойдется, — заключил Тареа.

— Я должен сознаться, что меня крайне беспокоит мысль о том, что я оставил дам, которых клялся не покидать и защищать, на руках нескольких человек, в совершенно открытом лагере, не защищенном от неожиданного нападения. Хотя я и уверен, что нам не грозит никакой опасности, но вы сами должны сознаться, что при настоящих условиях лишняя предосторожность не повредит.

— К тому же, — сказал Мрачный Взгляд, — нас больше, чем нужно для того, чтобы справиться с пьяными, бессильными ирокезами.

— Водка их усмирила; и 15 человек больше или меньше с нашей стороны — ровно ничего не составляет.

— Я тоже так думаю, — возразил Сурикэ, — поэтому, отобрав себе и канадцев, и гуронов человек пятнадцать, я поспешу туда, откуда не должен был ни на минуту уходить. Вы же с Мрачным Взглядом отправляйтесь дальше.

— Осторожность не испортит дела, — сказал Бесследный.

— Если там случилось несчастье, которого, благодаря Бога, кажется, нельзя было ожидать, я никогда не прощу себе своей ошибки, — продолжал Сурикэ.

— Я понимаю вас, — сказал, улыбаясь, Мрачный Взгляд, — вам противна эта атака, потому что вместо битвы там будет резня, вас возмущает даже мысль о необходимости кровопролития.

— Вы поняли меня, друзья мои, это настоящая причина, заставляющая меня возвратиться в лагерь, вместо того чтобы сопровождать вас.

— Вы правы, — поддержал Бесследный, — неизвестно еще, что может случиться. Сурикэ ловкий и осторожный воин, ему необходимо вернуться туда.

Мрачный Взгляд тотчас же выбрал 8 человек из числа своих канадцев, к которым Тареа добавил еще семь самых лучших воинов, и Сурикэ отправился обратно с этой маленькой армией.

— Как только кончите, тотчас же возвращайтесь, — сказал молодой человек своим друзьям.

— Будьте покойны, ни минуты не промедлим, — отвечали вожди.

Они расстались.

Одни пошли вперед к ирокезам, другие, число которых было так незначительно, возвращались к лагерю, где, как известно, оставалось только 15 человек под начальством Мишеля Белюмера.

Отъезд Сурикэ нисколько не нарушил порядка отправившейся экспедиции и не поколебал уверенности вождей в успехе.

Благодаря Мрачному Взгляду, который привел с собой двадцать канадцев, число смелых и ловких воинов доходило до внушительной цифры 70, а этого было даже много, чтобы победить 50 ирокезов:

Если бы ирокезы даже не были пьяны, их сопротивление было бы бесполезно.

Подходя ближе к лагерю ирокезов, французы стали еще осторожнее, боясь, чтобы их не заметили.

Но в лагере царила мертвая тишина; ни малейшего огонька не было видно в темноте.

— Они спят, — сказал Мрачный Взгляд, — займем свои места и проберемся незаметно в лагерь. Помните, что мы нападаем неожиданно и воинственных криков не должно быть.

— Всех убивать? — спросил Бесследный.

— Всех без разбора, — глухим голосом отвечал Мрачный Взгляд, — не забывайте, что мы имеем дело с разбойниками и нашими злейшими врагами.

— Они все должны погибнуть, — коротко заметил Тареа.

— Вперед, — скомандовал Мрачный Взгляд. — Усыпим их непробудным сном.

И все войско ползком, как куча змей, без малейшего шума добралось до хвороста, которым ирокезы обвалили свой холм в ожидании будущего укрепления.

Мрачный Взгляд пробрался в один из подземных коридоров, о которых мы говорили раньше.

После его отъезда из лагеря произошло то, что он предполагал. Ирокезы сперва выпили дюжину бутылок водки, оставленной охотником на хранение вождю вместе с бочонком.

Но, не довольствуясь этим, Нигамон просверлил самый бочонок, и началась отвратительная попойка с ее ужасной развязкой.

Сначала все шло прилично, дикие пили, как пьют животные, чтобы только пить.

Но вино делало свое, головы их разгорячились, дикая, ничем не сдерживаемая натура проявлялась во всей своей наготе.

Чем больше пили, тем больше хотели пить.

Выпивши немного, они уже начали спорить, браниться, стараясь найти предлог для открытой ссоры и драки.

Предлог было найти нетрудно, и ножи, топоры пошли в дело; завязалась общая свалка.

Драка эта, без всякой причины, была самая ужасная, они не разбирали ни друзей, ни врагов, ни вождей, как бешеные звери, кидались друг на друга.

Они дрались ради только того, чтобы драться, убивать без причины и без цели.

Восемь или десять были убиты, но множество тяжело ранено.

Они дрались и в то же время пили до тех пор, пока не опорожнили совершенно бочонок.

Нигамон давно уже лежал неподвижно, пьяный.

Глубокая тишина стояла над лагерем, в котором не было ни одного человека, чтобы даже предупредить об угрожавшей опасности.

Французы пробрались в лагерь, не встретив ни малейшего сопротивления.

Заняв ранее назначенные посты, они оцепили таким образом ирокезов, которые, если бы и были в состоянии защищаться, не могли бы прорвать окружавшее их железное кольцо.

По приказанию Мрачного Взгляда хворост, заменявший ирокезам стены крепости, был подожжен кругом, охватившее его пламя ярко разлилось по холму, озарив ужасную, возмутительную картину.

— Смерть собакам, разбойникам! — вскричали канадцы.

— Смерть! — повторили гуроны.

Несмотря на сделанное предостережение, гуроны не выдержали, завидев неприятеля, дико закричали и, потрясая оружием, бросились дружно вперед.

На их крик приподнялись несколько отяжелевших голов с полузакрытыми, сонными глазами и тотчас же опустились на прежнее место.

Началась ужасная, зверская резня; несчастных, неподвижно лежавших ирокезов били, как быков на бойне.

Мрачный Взгляд и канадцы стояли, загородив выход, ни один из них не принимал участия в возмущавшем их кровопролитии.

Зато гуроны, которым дали полную свободу, вполне отдались своим кровожадным инстинктам.

Ирокезы все до одного были оскальпированы, убиты; для полного ощущения победы гуроны оскальпировали даже раньше убитых ирокезов.

Тареа выбрал себе Нигамона и других пятерых вождей, чтобы, насладившись их пытками, сжечь живыми.

Между тем Нигамон и вожди, напившиеся раньше других, начали отрезвляться.

Хотя картина, представшая перед их глазами в минуту

пробуждения, могла их опьянить больше вина, но они не могли не осознать своей ошибки; они вполне понимали весь ужас своего положения, но это сомнение было поздно; сожаление о сделанном — напрасно.

Они видели, что им готовится.

И, приготовившись смело встретить все, что бы ни изобрел их беспощадный враг, они были готовы к