было…

Леший осмотрел ствол дерева и нашел в одном месте стертый со ствола мох. Здесь снайперы спрыгнули со ствола и дальше шли по галечнику. Он снял ботинки и носки, обошел дерево по воде и вылез на крутой берег по камням, зная, что мокрые отпечатки ног под палящим солнцем высохнут через несколько минут. Выйдя в лес, он снова нашел следы в траве и пошел по ним, выискивая место для засады. Над тропой боевиков низко нависал скальный уступ, а дальше тропа резко ныряла в глубокий разлом. Нечего было и думать спускаться туда…

Леший влез на каменный карниз и осмотрелся. Тропа открывалась ему для выстрела на расстояние не более пяти-шести метров. Этот участок отстоял от места его засады на двести метров – вполне приемлемо для ВСС. Но… Сделать два точных выстрела за то время, которое нужно двум людям, чтобы пройти пять метров – задачка практически невыполнимая. Поскольку, если они будут идти обычным шагом, пройдут его за пять секунд… И если упадет первый, второй мгновенно скроется в лесу.

Других вариантов все равно не было, и Леший стал готовиться к выстрелу. Он не стал расстилать коврик из плотного поролона, а улегся прямо на камень, прогретый солнцем. Под ствол ВСС, обмотанный полосами камуфлированной ткани, он уложил свой рюкзак. Закончив приготовления, Леший удобно улегся, раскинув ноги, и снял защитный колпачок с прицела. Линия прицеливания была ровной, но в одном месте тропу закрывали от точки стрельбы две елочки. Лешему пришлось спрыгнуть с уступа далеко в сторону, чтобы не оставить следов, и идти убирать деревца с линии огня. Он аккуратно срезал елочки и присыпал свежие срезы прошлогодней листвой. Деревца он воткнул в мягкую землю рядом с тем местом, где они росли. Леший еще раз взглянул на каменный уступ и, довольный, ухмыльнулся – место его засады с тропы не просматривалось совершенно.

Потом потянулись томительные часы ожидания. Лишь через три с половиной часа в лесу тревожно закричала сойка, и Леший понял, что они идут…

Пару раз в просветах между деревьями мелькнула тень, и снайпер плавно потянул вниз флажок предохранителя. Еще раз оценил подготовку Француза, заметив неясный блик в том месте, где тропа выходила на те самые пять-шесть метров открытого пространства. Леший понял, что прежде чем выйти на тропу, Француз осматривает в бинокль окрестности.

Прошло около десяти минут, но тропа оставалась чистой.

«Вот змей, – подумал Леший, – чего же он ждет?» И в этот момент снайпер вышел на тропу. Он шел, низко пригибаясь к земле, поводя стволом автомата по сторонам… Но он был один! Второго снайпера на тропе не было. Еще два шага, и Француз, которого так долго выслеживал Леший, уйдет…

Леший, понимая, что безумно рискует, подставляясь под огонь второго снайпера, который сейчас наверняка контролирует тропу, держа под прицелом опасный участок, нажал на спуск. Винтовка тихо хлопнула, выбросив из ствола легкое облачко дыма, и враг, погубивший сотни жизней, свалился на тропу, отброшенный тяжелой пулей спецпатрона…

Леший лежал неподвижно, не упуская из поля зрения тропу, готовый мгновенно произвести выстрел. Но все было тихо. Мучительно, до боли в ушах, тихо…

Леший задом отполз к краю уступа и, по-прежнему контролируя тропу, ногой сбросил вниз рюкзак, ожидая, что напарник Француза выстрелит. Но выстрела не последовало. Теряясь в догадках, Леший спрыгнул с камня и мгновенно откатился в сторону. И снова – никакой реакции…

Укрывшись за толстым буковым стволом, снайпер осмотрел тропу и бездыханное тело на ней. Что-то подсказывало ему, что он сейчас в лесу один-одинешенек, и нет никакого второго снайпера поблизости…

Он ползком вернулся к камню и подобрал свой рюкзак. Затем, укрываясь за стволами деревьев, подобрался к телу Француза. С первого взгляда было ясно, что араб мертв. Пуля попала ему в переносицу, и под головой расплывалось огромное кровавое пятно…

Обойдя тропу лесом, Леший вышел к поваленному дереву и только здесь увидел по следам, что обратно Француз пришел один…

И лишь вернувшись в расположение разведчиков, Леший с удивлением узнал, что Француз по какой-то причине убил своего напарника. А до этого его напарник завалил пацана-срочника на блокпосту…

Вымотанный душевно и физически, Леший проспал почти сутки.

Стрельба на время стихла, и стало слышно, как по сохранившимся на крыше листам шифера барабанит дождь. Капли дождя, тяжелые, напитанные за время полета от крыши к полу кирпичной пылью, отчего в отсветах пламени горящих балок казались каплями крови, мерно долбили по плечам и спинам разведчиков.

Скрипя берцами по стреляным гильзам и кускам битого стекла, Седой, пригибаясь под оконными проемами, прошел вдоль стены к выходу из здания. Пулемет замолчал минут пятнадцать назад, и Седой хотел посмотреть, что случилось с пулеметчиком Жекой – Зимой.

Зима сидел, прислонившись плечом к стене, и набивал патронами ленту. Увидев вопросительный взгляд командира, он тихо сказал:

– Патроны кончаются, командир. Эта лента – последняя.

– Ничего, Жека. Уже темнеет, скоро рванем отсюда под прикрытием темноты.

– Куда рванем, Седой? «Духи» повсюду! Мы обложены со всех сторон…

– Нашел я одну лазейку, – тихо ответил Седой. – Между гаражами и котельной проход есть, посмотри.

Зима осторожно выглянул из-за стены и посмотрел в сторону гаражей. Там, куда указал Седой, действительно темнел проход – узкий и длинный. Такой длинный, что конец его терялся где-то в сгущающихся сумерках.

– Стемнеет – по одному начнем выбираться отсюда, – сказал Седой и посмотрел прямо в глаза Зиме каким-то долгим тяжелым взглядом. Тот все понял…

Он закрыл глаза и долго сидел молча, мысленно прощаясь с матерью, потому что больше никого у него не было.

– Я сейчас заберу все патроны у снайперов и отдам тебе. Оставим еще автомат с двумя-тремя рожками. Нам нужно-то будет всего минут десять, чтобы уйти. Сдержишь?

– Сдержу, – чужим, сдавленным голосом ответил Зима. – Возьми ленту, пусть Калмык набьет ее патронами и притащит.

Жека протянул Седому пустую пулеметную ленту. Тот взял ленту и, пригибаясь, ушел.

Возвратился он быстро и, присев рядом с пулеметчиком, протянул ему до половины набитую ленту. Рядом положил АКМС и четыре магазина к нему.

– Все забрал, что было, – сказал он почему-то виноватым тоном.

Некоторое время они молчали, потому что говорить было не о чем. Седой долго шарил по бесчисленным карманам разгрузки и, наконец, выудил измятую пачку «Примы». В пачке оказалась одна сигарета, которую Седой берег как неприкосновенный запас. Он прикурил, пряча сигарету в огромном, как гиря, кулаке и, пару раз затянувшись, отдал сигарету Зиме.

– Ты вот чего, – Седой запнулся, подбирая слова. Он-то прекрасно знал, что, оставляя Зиму прикрывать отход группы, обрекает его на смерть. – Ты, знаешь, не зарывайся только. Придержи их десять минут и уходи. Не зарывайся, десять минут достаточно…

– Да не семени ты, командир, – спокойно ответил Зима. – Кто-то же должен прикрыть отход, так почему не я? Все нормально будет. Не переживай.

Седой поднялся и, положив руку на плечо пулеметчика, что-то хотел сказать. Но, потоптавшись по куче стрелянных гильз, только махнул рукой и ушел в темноту.

Зима, обжигая губы, до миллиметра докурил сигарету и сунул крошечный окурок в кучу отбитой со стен штукатурки.

Затем он долго возился, устраивая себе амбразуру из битого кирпича и кусков арматуры. Удобно разложив оружие и боеприпасы, Зима достал из десантного ранца три гранаты и разместил их по правую руку от себя, прикрыв почти целой кирпичиной.

Зима не верил в бога, но сейчас ему вдруг вспомнилась молитва, которую бабушка всегда читала ему