большим, прилагая ему, как нераздельную с ним ночву для его нравственной деятельности, жену, чад и домочадцев. Стало быть в существенном смысле Домострой признает самостоятельною, лишь одну личность родителя — с значением главы дома, т. е. с значением государя или осподаря — хозяина и нравственно и имущественно большого или настоящего в доме или во дворе. Мы уже упоминали, что таково именно было понятие древнего века вообще о достоинстве личности. Все другие лица дома служили как бы необходимою обстановкой, необходимым придатком этой настоящей личности.

Младенчествующее общество очень высоко ставило личность родителя как основную силу родовой власти, которая служила прямым и ближайшим органом и для власти общественной. Вот почему и писаное учение возвысило эту власть в лице родителя до последней крайности. В одном из кратких и древнейших наших домостроев (поучение избрано от всех книг) оно заповедует: «родителяж, аще кто имать, да чтить яко Бога [9], теми бо познахом свет сей; поклоняйтеся им за оутра и вечер, на ложа идя. Аще бо человек чтить родителя своя, то весь закон свершил есть. И тогда сын свободен есть, егда спрячеть кости родителя своея». Таким образом самостоятельное значение сына возможно было только по смерти родителя.

Непомерно возвышая и освящая в лице родителя домашнюю власть, писаное учение вместе с тем возлагало на главу дома и великую нравственную обязанность строить и охранять нравы дома, великую нравственную ответственность во всем, чтобы ни совершилось в доме, не только со стороны собственных чад, но со стороны и всех чад дома, всех работающих дому. Глава дома нес великую ответственность, пред Богом за это нравственное тело, называемое домом. Глава дома, в действительности иначе и не сознавал своих отношений к домашней своей среде. Дом в своем нравственном составе был нераздельным целым, был на самом деле одним нравственным телом, все члены которого были исполнены сознания, что они лишь служебные члены, и что всему начало в этом теле глава — домовладыка, государь этого господарства.

Тот же древний домострой поучает: «рабы водите в наказании, с тихостью учаще добрым безпорочным, и чтя их, да негде мистять у притчи. Аще ли не послушают, то раны разумеючи, дати, яко и те Божия создание суть, но вам даны суть Богом на службу… а что суть у вас рабы и рабыня, Богом даны вам на службу, теми паки достойно печися вам и душами их, от зла возбраняти им и на покаяние приводити: а к церкви принужати, вы бо есте игумени домовсвоих; аще ли кто без покаяния умрет у вас или не крещен, то вам ответ дати за душу ту пред Богом…» [10]

Другой, столько же, если не более древний домострой поучает так: «Чада моя милая! Еще вы глаголю: челядь свою кормите, якоже до сыти им, одевайте, обувайте. Аще ли не кормите, ни обуваете, а холопа твоего убьют у татбы или робу, то за кровь его тобе отвещати. Темже набдите сироты своя во всем, и учите и на крещение и на покаяние и на весь закон Божий. Ты бо еси, яко и апостол дому своему, кажи (казни) грозою и ласкою. Аще не учишь, то ответ въздаси за то пред Богом. И Авраам бо научи своих домочадец 300 и 18 всему добру закону и добру норову. Страх бо Божий приимше, не опечалят на старость тебе. Аще ли тебе не послушают ни мало, то лозы на ны не щади, якоже Премудрость Божия глаголет до 4 или 6 ран, или за 12 ран. Аще ли раб и рабыни не слушает, и по твоей воли не ходит, то загода (пригодно) лозы нань не щадити до 6 ран и до 12. Аще ли велика вина, то и 20 ран. Аще ли велми велика вина, то 30 ран лозою, а более 30 ран не велим. Да аще тако кажете и (наказываете их) и добре одеваеши и кормиши, то благ дар приимеши от Бога» [11].

Эти поучения по всем признакам принадлежат к ранней эпохе нашего христианства, быть может к XI и, по крайней мере, к XII веку, т. е. вообще к эпохе до-татарской. Само собою разумеется, что начинающаяся церковь вместе с начинающимся обществом иначе не могла определить и устроить отношения домашней семейной общины, которая и в народном сознании и в сознании самой церкви вся сливалась в лице своего домовладыки. Но причины, почему домовладыка должен был становиться игумном, апостолом дому своему существовали и в последующие века; поэтому Домострой XVI века развивает это учение, как несомненный и непререкаемый догмат нравственной жизни общества. Он отделяет для этого учения особый «наказ о мирском строении, как жити православным христианом в миру с женами и с детьми и с домочадцы и их наказывати и учити и страхом спасатя и грозою претити и во всяких делах беречи, душевных и телесных, чистым быти, и во всем самому стражу над ними быти и о них пещися, аки о своих удех», утверждая жизненное, практическое значение и смысл этого наказа таким рассуждением: «Господу рекшу: будете оба в плоть едину. Апостолу рекшу: аще страждет един уд, то все уды с ним страждут. Також и ты, не о себе едином пецыся, но о жене и о детях своих и о прочих и о последних домачадцех — вси бо есмы связани единою верою к Богу: и с добрым сим прилежанием имей любовь ко всем в Бозе живущим и око сердечное взирающе к Богу и будеши сосуд избран, не себе единого несый к Богу, но многи, и услышиши добрый рабе и верный: буди в радости Господа Бога своего».

На этом-то наказе построена вся нравственная практическая философия нашего древнего века. Этот наказ составляет так сказать душу, основу и всех поучений Домостроя; он присутствует в нем повсюду, почти во всякой строке, где только дело касается поучения и назидания.

Написав память о том, «как избную порядню устроити хорошо и чисто», Домострой назидает государыню-хозяйку: «Всего того и всякой порядни жена (чтоб) смотрила и училаб слуг и детей добром и лихом: не имет слово, — ишо ударить. И увидит муж, что не порядливо у жены и у слуг… инобы умел свою жену наказывати всяким рассужением, и учити. Аще внимает — любяти и жаловати. Аще жена потому научению и наказанию не живет… и слуг не учит, ино достоит мужу жена своя наказывати и ползовати страхом на едине; и понаказав и пожаловати и примолвити… И слуги и дети такоже, посмотря по вине и по делу, наказывати и раны возлагати; да, наказав, пожаловати…. А только жены или сына или дщери, слово или наказание неимет, не слушает и не внимает и не боитца, и не творит того, как муж или отец или мати учит, — ино плетью постегать, по вине смотря. А побить не перед людми, на едине: поучити да примолвити и пожаловати; а никакоже не гневатися, ни жене на мужа, ни мужу на жену. А про всяку вину по уху, ни по виденью не бити, ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колоть; ни каким железным или деревянным не бить: кто с серда или с кручины так бьет, — многи притчи от того бывают: слепота и глухота, и руку и ногу вывихнут, и перст: и главоболие и зубная болезнь; а у беременных жен и детей поврежение бывает во утробе. А плетью с наказанием бережно бити: и разумно и больно и страшно и здорово. А только велика вина и кручиновато дело и за великое и за страшное ослушание и небрежение, — ино соймя рубашку плеткою вежливенько побить, за руки держа; по вине смотря, да, поучив, примолвити; а гнев бы не был; а люди бы того не ведали и не слыхали, жалоба бы о том небыла… а не кается и не плачется о грехе своем и о вине, то уже наказание жестоко надобеть, что бы был виноватый в вине, а правый — в правде; а всякому греху покаяние… а поклонны головы и мечь де сечет, а покорно слово кости не ломит» [12].

Домострой закрепляет свой наказ следующим обращением к мужу или главе дома: «аще муж сам того не творит, что в сей памяти писано, и жены не учит, ни слуг своих, и дом свой не по Бозе строит, и о своей душе не радит, и людей своих по сему писанию ни учит, и он сам погублен в сем веце и в будущем и дом свой погубит и прочих с собою. Ащели добрый муж о своем спасение радит, и жену и чад своих наказует, такоже и домочадцев своих всякому страху Божию учит и законному христианскому жительству, якоже есть писано, — и он вкупе со всеми в благоденстве по Бозе жизнь свою препроводит и милость Божию получит».

В другом месте, в «наказе мужу и жене и людем и детем как лепо быти им», — Домострой укрепляет свое поучение такою же грозою о великой ответственности владыки дома пред Владыкою мира и тем же милованием за доброе выполнение его устава. «Ащели небрежением и нерадением сам, или жена мужним ненаказанием, согрешит или что зло сотворит, и вси домочадцы, мужи и жены и дети, господаревым (твоим) ненаказанием, каков грех или что зло сотворят, или брань, или татьбу, или блуд: все вкупе по делам своим приимут, зло сотворший муку вечную, а добросотворшие, (иже сущие с тобою вкупе — и которые с тобою вкупе) богоугодно поживше, жизнь вечную наследят в царствии небесном. А себе больший венец приимеши, понеже не о себе едином попечение имея к Богу, но и сущих с собою введе в жизнь вечную».

Таково было великое и высокое значения господаря дома, такова была великая и страшная его нравственная ответственность пред Богом, и именно за свой дом. Он один за всех должен был «ответ дати в