сорванные листья.

Противоположный берег дымил, как вулкан, там гремело и грохотало, вставали черные клубы копоти, подбитые снизу языками пламени. Снаряды ложились так густо, что слышен был только грохот вздымаемой земли и свист проносящихся по небу ракет.

– Ну и врезали им, – радовался Острейко. – Оттуда ни одна живая душа не уйдет.

– Да, что-то они притихли, – рассуждал Фрончак. – Должно быть, русские им дали по зубам…

– На нашу долю немного осталось. Там теперь, пожалуй, сплошная братская могила!

– Не волнуйся… Как перенесут огонь подальше, а ты подойдешь, они повылезут из нор и пальнут в порядке приветствия, – успокоил его Наруг. – Мы еще упаримся, как мужики на молотьбе.

Они садились в лодки, укладывались возле пулеметов. Ждали только сигнала, чтобы двинуться.

– Отваливай! – крикнул капитан Поляк и выпустил ракету.

На реке сделалось тесно от лодок, которые выплывали из заводей, из камышей, ломая душистые стебли аира, почти прозрачного в лучах солнца.

Залевский, ощутивший страх, теперь яростно греб, угадывая силу удара. «На этот раз нас уже не сбросят», – разгребал он воду, закусив губы.

В облако дыма, которое висело над немецкими оборонительными линиями, вонзались алые острия ракет. Там должен быть настоящий ад. Они получили то, что им причиталось. За вчерашние жертвы, за Варшаву, за сентябрь тридцать девятого года, когда у немцев было такое превосходство, что они весь мир в грош не ставили.

Рядом с ними в воду плюхнулся снаряд, и вверх взметнулся свистящий фонтан грязи.

– Еще огрызаются! – удивился Острейко. – Стойкие, гады!

– Нажимай на весла! – покрикивал капрал Наруг. – Дай-ка мне, что-то у тебя слабо получается!

– Весло такое, – недовольно засопел Збышек. – Едва обстругали.

Из-за леса появились самолеты и, пройдя на бреющем полете, скрылись за тучами дыма, после чего послышался стон сброшенных бомб.

– Быстрее! Пока они не пришли в себя, – шипел Наруг. – Не давать немцам опомниться!

Несколько снарядов разорвалось посреди реки. На понтоне с орудием какой-то солдат страдальчески вскрикнул, взмахнул руками и, не найдя никакой опоры, рухнул в воду.

– Этот уже готов! – мрачно констатировал Фрончак.

– А ты откуда знаешь? – удивился Залевский. – Если его вытащат, то, возможно, еще спасут…

– Не видел, как смерть его выпрямила. Должно быть, здорово кольнула его косой… Прямо на небо вознесся!

– Вы что болтаете, как старые бабы на заутрене! Навались на весла! Раз, два! Раз, два! – поторапливал их капрал.

Лодки неслись подобно лавине, они уже подплывали к островку, где вчера кипела рукопашная схватка. Один убитый лежал в илистой воде, только стертые подковки сапог поблескивали на солнце. Может, это кто-то из их роты, или же Одра принесла его сюда откуда-то издалека… Лучше не думать об этом.

Они уже выскакивали из лодок и, разбрызгивая воду, неслись к кустам. Отпечатки следов в заболоченной траве вели к проходам в проволочных заграждениях.

– Вперед! За вал!..

Над их головами нарастал зловещий рокот, звенел вспоротый воздух, – это завершал свой полет крупнокалиберный снаряд.

– Ложись! – бросился на землю капитан. – Ложись, ребята!

Они инстинктивно припали к траве. Гром обрушился на кусты, тоскливо запели осколки. Один шлепнулся около Залевского, зазубренный, как пила, поблескивая рваными краями. Он осторожно поднял осколок двумя пальцами и тотчас отбросил его – металл обжигал руку.

– Вперед!

– Вперед! – Наруг карабкался по откосу. Он первый ворвался в неприятельские окопы. Теперь они увидели сокрушительную работу артиллерии. Беспорядочно торчащие балки разбитых дзотов, черные круги воронок, густо темневшие на лугу. Убитых немцев было немного, зато полным-полно оказалось каких-то документов на вощеной бумаге, стреляных гильз, развороченных ящиков, обрывков окровавленных бинтов – огромная свалка, в какую превращается поле боя.

Издали отозвался пулемет, пули ударили по гребню вала.

– Они еще упорствуют, не желают отступать, – пробормотал Острейко, выглядывая из окопа.

Кое-где между кустами он заметил движение. Узнал голубые мундиры: летчики покидали позиции. Покидали в образцовом порядке, это была добротная солдатская работа. Один пулемет вел огонь, другой в это время менял позицию, чтобы прикрыть отход защитников дзотов.

– Гони их! – приказал Качмарек. – Вперед, ребята!

Пригнувшись, они продвигались короткими перебежками, используя любое прикрытие. Пули свистели вокруг все чаще, а какой-то миномет начал бить по ним, пока одно из орудий не спугнуло его, заставив сменить позицию.

По перелескам неустанно била артиллерия, огневой вал помогал теснить немцев.

– Ну, как будто получается, – торжествующе усмехнулся Бачох. – Не то, что вчера…

– Не хвастай! – одернули его другие. – Только бы скорее перебраться через канал, там – их вторая линия…

Тропинки через широкий луг тянулись к деревушке, утопавшей в цветущих садах. Немцы ускорили темп отступления и внезапно рассеялись среди домов.

– Бегом! – крикнул капитан Поляк. – Скорее!

– На лугу мы перед ними, как на ладони, – выдохнул сержант Валясек, труся рысцой. – Только бы добраться до забора и вон тех кустиков!

Едва они достигли деревни, как ударила длинная пулеметная очередь, и они увидели, что пехота, рассеявшаяся по лугу, залегла.

Через головы разведчиков немцы повели прицельный огонь по пехоте, прижатой к земле пулеметной очередью.

– Надо помочь им. – Наруг тыльной стороной ладони отер потное лицо. Волосы на затылке у него слиплись, пот разъедал глаза. – Только осторожно. Помните, ребята: нас ждет Берлин. Не суйтесь под пули!

С чердака кто-то обстреливал луг. Они подползли к самым дверям дома. Залевский нажал на ручку, замок не уступал.

– Может, подорвать гранатой?

– Немца все равно не достанешь, а только спугнешь, – пренебрежительно отмахнулся Багинский. – Его надо брать с тыла…

Приволокли лестницу. Подождали, пока рядом ухнет взрыв, и пробили черепицу. В образовавшуюся брешь Наруг увидел, как рослый эсэсовец, с комфортом устроившись на матрацах, принесенных снизу, тщательно прицеливаясь, стреляет по солдатам, передвигающимся по лугу. Он не выставлял ствол наружу, бил с чердака, поэтому даже вблизи не заметишь вспышки, к тому же нелегко при таком грохоте установить, откуда доносится приглушенный звук выстрелов.

Его черная укороченная курточка (поручик Качмарек называл их «жакетами») чуть задралась. Постреляв, он прихлебывал компот из открытой стеклянной банки. Это пуще всего разъярило капрала: убивая, гитлеровец так себя ублажал! Наруг с упора прицелился врагу в затылок.

– Готово, – произнес он, спускаясь с автоматом по лестнице. – Будем прочесывать дальше…

Гранатами они заставили замолчать надежно окопавшийся пулеметный расчет. Валясек окинул пулемет хозяйским взглядом и взгромоздил его на Залевского.

– Нечего морщиться, своя ноша не тянет. Ты мне в знак благодарности еще ручку поцелуешь.

– Они наверняка готовят нам какую-нибудь пакость, – волновался Острейко. – Слишком все гладко пошло… деревня уже наша.

– Может, на них нажали с флангов, поэтому им пришлось отходить? – едва живой от усталости, Залевский поправил на плече трофейный пулемет.

– До полудня далеко, а мы уже выполнили все, что нам приказано, – с удовлетворением отметил