было приятно, но потом какая-то скотина все время подливала воду на камни — или куда там подливают воду, чтобы стало жарче, — и теперь мне надо удрать из комнаты, где я пишу, сбежать от этой книги; мне было просто жутко — как жутко бывает человеку, если он видит, что его провонявший дальний родственник лежит ничком в омерзительной грязной богадельне, — возвращаться в то время, в эту книгу. Меня по- прежнему больше всего удивляет, что я вообще ее дописал; некоторые пассажи я читаю с удивлением, ведь, по правде говоря, там есть фразы, которые я, написав, ни разу не перечитывал; есть страницы, которых ни разу не открывал. Но главная проблема вот в чем: я сижу здесь в конце сентября 2000 года и если даже хочу сделать какие-то исправления, у меня осталось на это времени четыре дня, ведь два месяца я оттягивал эту работу по тем же самым причинам: мне неприятно сидеть в этой чертовой сауне, битком набитой родными и близкими всех возрастов, которые с интересом наблюдают за мной под операционными светильниками. А я не понимаю, то ли они меня ненавидят, то ли любят, то ли жалеют, то ли все это одновременно, то ли хотят, чтобы сначала с меня живьем содрали кожу, а потом меня исклевали вороны, то ли просто хотят, чтобы я без шума отвалил. Итак: прежде всего, в первой главе почти не будет никаких поправок, потому что я буквально только что, пару минут назад, заглянул в нее, вычитал первые полстраницы и почувствовал, что мне стало тяжело дышать. Да и теперь, двадцать минут спустя, мне по- прежнему тяжело дышать. Я ненавижу снова оказываться в этой главе, в этой сумрачной комнате с низкими потолками. Я ощущаю атмосферу этой комнаты с панелями под дерево, чувствую запах лекарств, запах желчи — у нее резкий запах, — вижу
В общем, поправок будет очень мало. В основном тексте будет несколько новых кусков: если конкретно — три, и все они связаны со мной и Тофом, и с тем, что мы делаем. Во всем остальном, следуя глубокому внутреннему убеждению, я оставил все ошибки без изменений. Книга была написана двадцативосьмилетним человеком, и этот двадцативосьмилетний человек пытался передать свои мысли, которые у него были в 21 год, 22, 23, 24, 25, 26 и 27 лет. Пускай уж все эти люди говорят и поступают так, как они говорили и поступали, хорошо это или плохо.
г)
Да, и еще я выбросил номера телефонов. При подготовке первого издания я старался делать упор на том, что в книге будет максимальное количество настоящих имен, настоящих служебных номеров и так далее, ведь мне хотелось доказать, что можно одновременно придерживаться фактов, и рассказывать историю, которая будет читаться и восприниматься как роман, в какой-то степени надвременной, по крайней мере — бойкий. Менять все имена или, хуже того, превращать все повествование в вымышленное (
— А можно писать твое настоящее имя?
— Конечно. Почему нет?
Типичный разговор через месяц после выхода книги:
— Ты бы не мог убрать мое имя?
— Да конечно. А почему?
— Слушай, без обид, но мне и в голову не могло прийти, что эту чертову книгу кто-то увидит.
Немного другая история произошла с тремя моими друзьями, согласившимися на публикацию их телефонных номеров (см. стр. 246). Я ждал, что через несколько месяцев на тех, чьи номера упоминались, обрушится шквал звонков от талантливых тинэйджеров, которым не с кем переспать, и им придется сменить номера — эти расходы я пообещал взять на себя. А вот что вышло: приблизительное количество распроданных экземпляров в твердом переплете — 200 000; приблизительное количество читателей этой книги (с учетом библиотечных экземпляров и книг, одолженных на почитать) — пожалуй, 400 000, и вот какая ерунда:
Количество звонков Марни: 7
Количество звонков Кирстен: 12
Звонков Кей-Си: 5.
В сумме — 24 звонка. В основном звонившие тут же вешали трубку, а те, кто заводил разговор, были предельно вежливы. Но в целом примечателен поразительно низкий процент позвонивших, особенно с учетом того, как проста и доступна телефонная связь. Я полагаю, что большинство читателей либо а) решили, что номера телефонов фальшивые или устаревшие, либо б) отличались невероятной вежливостью и уважением к частной жизни реальных действующих лиц книги, либо в) просто не дочитали до соответствующей страницы, и в этом случае мне винить некого. Тут целиком моя вина.
Но вернемся к теме реальных лиц в книжках:
В основном разговоры были однообразными. Никто не сказал ни слова против, и лишь одна- единственная девушка — которую сейчас зовут Ребеккой — попросила показать ей ту часть книги, где появляется она. Я спросил у нее, как она считает: почему так происходит, почему никто и глазом не моргнул, почему такая перспектива не отпугивает людей, а радует.
— Может, — сказала она, — они видят в ней проявление общинного начала.
— Может, — сказал я. — Может, — сказал я, во второй раз уже больше в это веря.
Так объясняется и то, что человек, названный Джоном, не только не возражал против того, чтобы его передряги были документированы, а даже, пожалуй, сам этого хотел. Если прятать тайны в горовский сейф[192], это не повысит их ценности; свое прошлое надо обращать себе на пользу, иначе оно станет мутировать и превратится в канцероген. Вот Джон и решил: какого хрена, ну ляпнул я пару глупостей, но теперь-то я двигаюсь вперед и, ясное дело, выше. Кроме того, здесь срабатывает тот фактор, на который мы осторожно намекнули под буквой Г: РАССКАЗ МИРУ О СВОИХ СТРАДАНИЯХ КАК СПОСОБ ИЗГНАТЬ ИЛИ, ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, РАСТВОРИТЬ БОЛЬ. Мы стремимся поделиться с другими по очевидным причинам: чтобы не чувствовать себя одинокими, распространить вес по большей плоскости, сделать свою ношу легче. Этот фактор может сработать по-разному, не только как возможность смягчить боль: если делишься не плохим, а хорошим, получается, что это возможность «поделиться своей радостью» и «передать другому найденную истину». Наконец, он может выполнить самоценную задачу объединиться с другими, нырнуть в пучину, создать общее поле с большим количеством незнакомых людей, — всякий, кто подает частное объявление, создает веб-сайт, журнал или ведет радиопередачу, движим какой-то одной из этих целей или всеми ими сразу. Все они прекрасны.
Если уж речь зашла о попытках достучаться до других, попытках, которые порой выглядели жалко, упомяну об одном эпизоде, который милосердно пропущен в этой книге, — кратковременной и нелепой карьере автора в качестве художника комиксов. В течение всего времени, описанного в книге, автор рисовал еженедельную серию комиксов для бесплатной газеты «СФ Уикли», редакция которой находилась в нескольких кварталах от редакции журнала «Мощчь». Задача этой серии, как и журнала «Мощчь», была в том, чтобы вовлечь читателей, организовать взаимодействие с ними, пусть даже и поверхностное, и потому нас в долгосрочной перспективе интересовало, как люди среагируют, если в грубые рамки рисунков заложить какой-то стимул. Соответственно, одним из моих любимых экспериментов стал вот какой: оригинальные рисунки, использованные для комиксов, распространялись через багажник моей машины.
