И в руку платочек На что-то дала. Прощай, мой цветочек, Недолго цвела. Подушку оправив, В гробу-то в плохом, Зелёную траву Наклала кругом. Чтоб было помягче, Получше там ей, А то жёсток ящик Без окон, дверей. Сидит неподвижно. Не камень, а мать. И плача не слышно, И слёз не видать.
Изборождён не бороною, Не плугом — трактором страстей, Под бывшей сине-вороною Волос вершиной — лоб чистей И краше лба красавца Гете. Лицо же грубо и темно, Топорных рук с клише в газете Злой оттиск, толстый, как бревно. Лишь уши зодчий, как Растрелли, Построив кружевом, — забыл На голове, достойной тела, А нос картофелиной вбил. Спеша, он досутулил спину. Ни роста не прибавил тут, Ни мощности он Феба сыну. Пусть уши антикой цветут! Крадясь, выкрадывает старость Волос слепительную синь, А мозга солнечная ярость Всё кружит сердце, Фебов сын. И светятся виски седые, Как зайчики двух зимних солнц, Глаза же — солнца молодые, Реальнейшая явь, не сон.
Разлука ты, разлука, Чужая сторона! Никто нас не разлучит — Ни горя борона, Ни горя злая мука, Ни горы и не кручи, Ни дальняя страна. Ни писем долгий ящик, Забвения образчик. И не твоя измена Ударит в лоб безменом. Ни то, что нет достатка, Ни девка-супостатка, И не моё коварство. Не английское царство,
