Она ощутила возбуждение, но подглядывать было бы непристойно. Она заставила себя перевести глаза на зеркальце и отражение в нем. Адам все еще не знал, что она наблюдает за ним, когда достал бритву — Бог знает, где он ее раздобыл, — и начал бриться.

Сухожилия на шее напряглись, когда он вытянул шею и провел бритвой от впадины у основания горла до конца подбородка. Выбрив щеки и верхнюю губу, Адам ополоснул бритву и отложил ее в сторону. Взяв полотенце за оба конца, он обтер оставшееся мыло, а потом появившиеся после бриться порезы.

Наблюдая за ним, Джо думала о тех великолепных фотомоделях в журналах, предлагавших вниманию потенциальных покупателей от крема после бритья до лучших сортов виски и мест в брокерских конторах. Адам по сравнению с их лощеной внешностью явно выигрывал — в нем было нечто более существенное, нечто более честное.

Весь он был смугл и грубоват — вылитый портрет строительного рабочего. У него были узкие бедра и длинные ноги, тугие мышцы. А в пронзительных глазах светился ум. И эта часть Адама Дарски была не менее привлекательна, чем его мужественная красота.

Джо нервно заерзала под одеялами, и этот шум привлек его внимание. Он бросил взгляд в ее сторону.

— Ну, привет, — сказал он и последний раз вытер лицо полотенцем. Стоя к ней спиной, Адам надел легкую фланелевую рубаху.

— Хи, — только и смогла она сказать, почувствовав легкий аромат мыла и запах смолы из очага.

Джо медленно села, наблюдая, как одним, чисто мужским жестом он расстегнул брюки и засунул в джинсы рубаху. Она задрожала при мысли, как она собирается жить здесь еще несколько дней.

— Кто бы здесь ни остановился в последний раз, но он был достаточно любезен и оставил несколько полезных вещиц: мыло, бритву. А нарубленных дров здесь столько, что можно пережить целую зиму. Кроме того, я обнаружил кофе и еще немного еды. — Он оторвался от своего туалета и налил ей чашку кофе из старого чайника на печке. — В подвале есть фрукты, не то, чтобы большое разнообразие, но кое-что найдется. Не хотите ли, например, персиков?

— Хочу!

— Я надеялся, что вы так и скажете, — усмехнулся он.

Его резковатый голос заставил ее вспомнить, каким он был прошлой ночью. Грубый и жесткий, как наждачная бумага, затем нежный, как весенний дождь, когда он держал ее в своих объятиях.

Отделавшись от воспоминаний, она сбросила покрывало. Он был уже рядом, помогая ей встать и поддерживая ее.

— Спокойно, у тебя может немного кружиться голова.

Он не предполагал и половины того, что она чувствовала.

— Адам, со мной все в порядке, — возразила она. — Хватит суетиться вокруг меня, как будто я инвалид. В конце концов, теперь я знаю, что глупость излечима.

Он опять улыбнулся:

— Ты не была глупа. Ты была напугана.

— О, да. Но конечный результат — тот же самый. — Она подошла к огню. — Можно посмотреть, что в тех банках на полке. Мне кажется, что там есть крекеры и сухие супы. Хотя Ларсоны уже не приезжают так часто на озеро, как в дни моего детства. Но их сын приезжает. Он обычно делает все необходимые запасы и появляется здесь каждый год в конце октября на выходные дни.

— Хозяйственный малый, — заметил Адам. На полках он обнаружил все — от крекеров до суповых наборов, порошкового молока и яичного порошка. Он нашел даже немного муки для бисквита. — Надо будет как-то отблагодарить сына Ларсонов. Конечно, это не «Макдональдс», но голодать нам не придется. А эти старые мокасины, которые я обнаружил в ящиках, гораздо удобнее моих сырых ботинок.

Пришла ее очередь улыбаться. Оказалось, это очень просто.

— А как поживают лодка и каяк? — спросила она, стараясь не думать о его привлекательности, о свежести, исходившей от него.

— Неважно. Лодка потеряна. Каяк в лучшем состоянии, но корпус пробит. Боюсь, здесь потребуется кто-то значительно более умелый, чем я, чтобы починить его.

В наступившей тишине они переваривали полученную информацию. Это означало лишь одно — они должны здесь находиться, пока кто-либо их не хватится.

— Джоанна.

Она подняла голову.

— Не переживай из-за этого. Мы выкарабкаемся. Все будет в порядке.

— Ага, — сказала она, поворачиваясь к огню. — Мы выкарабкаемся. — Но как же они станут жить, подумала она, если только ветер и огонь смогут развлечь их?

— Как вы и говорили, Дарски. Вы многое умеете, — сказала она спустя час или чуть больше, почуяв аппетитный запах овощного супа над печкой. — Вы, оказывается, умеете и готовить.

— Бросаете высушенные… как они называются?

— Овощи.

— Да, овощи, в том числе и картофель, в кипящую воду — вряд ли можно назвать это умением готовить.

— Мне нравится. Прекрасно пахнет.

— Узнаем, когда попробуем. Но, чтобы суп сварился, потребуется еще пара часов.

Ну, что ж, так, значит так, — подумала Джо. Они прекрасно играли в придуманную ими же игру. Мы лишь хорошие друзья, и между нами ничего нет. Хотя правилам этой игры все труднее становилось следовать. Адам уже несколько раз выскальзывал прочь, подальше от нее — то нарубить дров, то еще под каким-нибудь предлогом.

Но горячие, выразительные взгляды, то, как они уклонялись от любого, даже мимолетного касания друг друга, — все это становилось уже невозможно игнорировать.

Для Джо самое худшее было еще впереди. Как раз перед тем, как он пришел сварить суп, она скользнула в сухие джинсы, рубашку и легкие тапочки и совершила вынужденную прогулку наружу. Но, к несчастью, она не могла ходить целый день в расстегнутых джинсах и расшнурованных тапочках.

— Мне очень не хочется вас просить, — она сглотнула, затем поглядела на потолок и закрыла глаза. — Черт. — Она застонала и посмотрела в сторону своей перебинтованной руки. — Вы не могли бы?

Ее раздраженная просьба сняла маску безразличия, которую он так тщательно надевал на лицо. Адам покачал головой, почесал подбородок и улыбнулся.

— Иди сюда, маленькая девочка. Большой плохой дядя застегнет молнию на твоих штанишках.

Джо подняла рубашку, он смеялся, но руки его, она заметила, слегка дрожат, когда он неловко застегивал молнию.

Он глядел вниз:

— И туфли тоже? Хотя не знаю, позволит ли ваша гордость принять подобную услугу.

Она улыбнулась в ответ, поглядела на него страдальческим взглядом, пробормотала про себя проклятие и вытянула ногу.

Когда все было улажено, Джо решила не попадаться лишний раз на глаза Адаму. Он выглядел вполне дружелюбным, и в качестве ответной любезности она старалась сделать так, чтобы он не натыкался на нее всякий раз, когда куда-то идет.

Прогулка будет ей только полезна, решила Джо, и направилась в свой любимый уголок на Кувшине. После бури воздух острова был напоен ароматом палой листвы, лесной почвы и осеннего воздуха.

Идя через лес, она размышляла о своем пансионе. Угроза потерять это место не давала ей покоя. Она думала и об Адаме. Что было у него на душе, почему он так противился своим чувствам к ней? Он упомянул Вьетнам, наверное, воспоминание о нем оставили в его душе глубокую рану. Джо прочла это в его глазах. Не говоря ни слова, он сказал ей больше, чем понимал сам. Он был одинок и не просил ничьей помощи, ничьего сочувствия. Все, что она могла для него сделать, — уважать его внутренний мир. Но чем больше она узнавала о нем, тем труднее ей становилось противиться своим чувствам.

Несмотря на резкий порывистый ветер, она прошла обычный маршрут за рекордное время. Выдающийся в озеро мыс из белых скал поднимался к самой высокой точке острова. Она увидела залив и