«Дожди начались», – думала Лела.

Время шло. Человек не приходил.

Отчаяние охватывало девочку.

Дождь лил и лил, ручьи долго еще шумели по лесу. Потом стало тихо.

Лела уже начала дремать. И тут какой-то странный звук, донесшийся издалека, разбудил ее. Точно вся земля гудела от чего-то тяжелого, что приближалось, равномерно, грозно…

Орудийный поезд капитана Бедфорда шел лесом к реке, к месту переправы, которую указал водонос.

Поезд медленно выкатывался на поляну. Лела различила голоса.

– Вот и храм!.. Значит, мой водонос не лгал, сэр, всё правильно, сэр, – произнес чей-то молодой голос.

Это Боб Робсон говорил с капитаном.

«Саибы!» – Лела заползла глубже в каменное тело богини.

И тотчас услышала молодой звонкий голос:

– А это что за чудище, Боб?

– Богиня. Лицо человечье, а тело коровье.

– Гляди, да она, кажется, внутри пустая!..

Второй солдат приложился глазом к щели.

– Там кто-то есть, Боб!..

– Погоди, погоди, Тедди!.. Там кто-то сидит, правильно. Надо доложить капитану.

Капитан Бедфорд большими прыжками взобрался на крышу храма. Солдаты, слуги, носильщики обступили богиню.

– Взять живьем! – приказал капитан.

Лелу вытащили за подол юбки и поставили перед капитаном.

– Девчонка!

Лела оглядела незнакомые лица и вздрогнула. Прямо перед ней, среди толпы, в одежде водоноса, стоял Чандра-Синг.

И сразу страх прошел. Она запахнула на груди свой платок.

– Кто такая? – сурово спросил Бедфорд.

Лела глядела на водоноса.

– Молчи! – приказывал ей глазами Чандра-Синг.

– Кто ты? Говори! – повторил капитан.

Лела молчала, потупясь.

– Не понимает нашего языка, сэр! – сказал Боб Робсон.

– Отправьте ее в обоз, капитан, потом дознаемся, кто и откуда, – посоветовал Блэнт.

В молодом бамбуковом лесу, таком частом, что ребенок едва проберется между звонких коленчатых стволов, собрались люди. Сколько их собралось здесь? Трудно сказать, – сколько деревьев, столько и людей. Здесь были райоты из Бхагпута, из Ранпура, из Джайхара, из Фе-розабада и еще из многих далеких и близких мест. Кто знает, сколько миль исходили их тонкие, лишенные икр ноги, сколько тяжестей перенесли их руки, столь худые, что пятилетний ребенок мог бы охватить их пальцами!..

Здесь были и женщины, и грудные дети. Тоненькие ручки копались в земле, мешаясь с отростками бамбука. Все сидели тихо, матери не окликали детей. Можно было подойти лесом вплотную к этим людям и ничего не увидеть сквозь частый строй бамбуковых стволов, не услышать ни шороха, ни звука. Стволы покачивались и звенели на легком ветру, люди молчали. Они были тише, чем лес.

Их деревни остались позади: сожженные пожаром, истоптанные слонами. Лес стал их домом, молодые побеги бамбука – пищей. Но райоты не забывали своих пожарищ. Они еще надеялись вернуться в родные селения, не для того, чтобы ползать в пыли у сапога саиба, а для того, чтобы вновь построить свой дом на освобожденной земле. Ружейные стволы торчали за спинами у крестьян, старики держали длинные самодельные копья, острые пики покачивались меж стволов.

Райоты сидели тихо, они ждали чего-то.

Вот затрещал лес, слегка качнулись тонкие суставчатые стволы. Человек пробирался меж деревьев.

Он показался среди стволов – молодой, невысокий, в темной повязке оружейника на запыленных волосах.

– Вести! – закричал человек. – Я принес вам вести, райоты!..

Сразу ожил лес; ломая ветви, в плотную кучку сбились люди.

– Вести!.. – передавали друг другу. – Вести от Чандра-Синга!..