Даниил видел новых генералов на улице Горького целыми стаями — шли на парад или возвращались с парада, а тут всех куда-то смыло — или уже воевали? А Ивану вообще видеть новых генералов со звездами в петлицах не приходилось. Ведь еще недавно были командиры со шпалами да ромбами.

Старостин разговаривал со своим приятелем:

— Как там Брянский фронт?

Приятель ответил как-то невразумительно.

— Того, что ли? — переспросил Старостин.

— Ну как тебе… В центре — в кольце. С флангов… отходят к Волге. Юго-западнее Калинина и частично к Можайскому рубежу. Но частично.

— Ну, знаешь! — вскинулся Старостин.

Дверь распахнулась, и вышли сразу трое. Бритый наголо коренастый генерал протянул Старостину пакет, а тот первый раз вытянулся по-настоящему и произнес:

— Есть, товарищ член военного совета… — хоть тот ничего не приказал.

— Полковник Полосухин занимает оборону на том участке шоссе, — сказал член военного совета и кивнул на стоящего рядом худощавого полковника. — Передайте Рогожину, что он поступает в распоряжение полковника. Там, на Бородинском, его приказы для вас будут обязательны.

Худощавый полковник стоял по правую руку от члена военного совета. Он глухо сказал Старостину:

— Еще передайте Рогожину, я заверил члена военного совета, что эту высокую честь личный состав дивизии оправдает. Будем сражаться как надо. Как требует обстановка.

Все разошлись в разные стороны и скрылись за тяжелыми дверьми.

Из приоткрытой боковой двери было слышно: «…Расчет сделал Кудрин… Ку-дрин… Нет, вы все-таки запишите… И передайте… В среднем на километр ноль целых шесть десятых орудия. На Можайском — один и пять десятых… На Малоярославском — до двух. Пять-шесть на главных направлениях, а на других…» — дверь захлопнулась.

Иван развел руками:

— Нуль целых хрен десятых — это как понимать?

Даниил разозлился:

— Ты не придуривайся. Это средние цифры!

— Оно конешно, — согласился Татьянников и помрачнел.

Позднее Даниил улучил удобный момент и очень тихо спросил у старшего лейтенанта:

— Похоже, что мы на Бородинском будем?

— Держи язык за зубами, — приказал Старостин.

— Есть! За зубами! — ответил тот и больше ничего не спрашивал.

Так уж было, и слова из песни не выкинешь: чего не знали солдаты, чего не знали их командиры, что было порой засекречено и хранилось за семью печатями, то знали бабы на станциях, те, которые сидели там в обнимку со своими заплечными мешками и ждали каких-то им одним ведомых поездов-эшелонов.

В переполненных и пустых вагонах, на открытой платформе, на попутной машине, миновав заставы особых войск, кого перехитрив, а кого умолив слезно, Мария все-таки добралась…

Честно говоря, если бы не тыловики, не хвосты запасного полка, ни в жизнь не найти бы ей этой лесной стороны с опушкой, где укрылась рота, в которой служил ее Иван.

Так вот, на опушке голого леса, изрытой окопами, появилась она. Хорошо еще, начальства поблизости не было. Оказались на опушке два дружка-балагура, Овсянников и Сережа Мизенков. Они узнали ее еще издали.

— Невезение, — прямо сообщил ей Сережа, — нет его тут.

— А где же? — насторожилась Мария.

— С командиром отделения рванули в столицу по неотложным делам.

— Это каким же таким? — еще не теряя надежды спросила она.

— Какая нужда у солдата? — стал разъяснять Овсянников. — Первая — защита отечества, вторая — девочки. А командир отделения москвич, у него их там табун.

Мария не приняла его шутку, видно, особой тяжестью дался ей этот переход до Подмосковья: лицо осунулось, кожа потемнела, огрубела, а в глазах появилась какая-то отрешенность. Овсянников понял, что ей сейчас не до шуток.

— Ты говоришь, с Даниилом поехал? С Лозовым? — еще раз спросила она.

— С ним.

— Может, у него и табун, да он как-никак командир, не станет Ваньку таскать за собой, — дышала она тяжело.

— А куда же он его денет? — все-таки вставил Ми-зенков.

— Вот обломить бы дрын да отходить бы как следоваит! — с яростью проговорила Мария, и стало ясно, коль придется, она и такое может, только неясно было, кого — Мизенкова, Ивана, Лозового или еще кого-нибудь.

На грунтовой раскисшей дороге за ее спиной остановилась машина-пикап. Из кабины вышел командир с красной повязкой на рукаве шинели. Он что-то сказал двум вооруженным бойцам, сидящим в кузове. Те соскочили на землю и направились прямо к ним.

— Комендантская служба, — представился старший сержант.

— Здравствуйте, служба, — сухо ответила Мария, а солдаты взяли под козырек.

— Она жена… — хотел пояснить Мизенков.

— В расположение части — кру-гом! Шагом марш! — грозно скомандовал сержант.

Так скомандовал, что Сергей и Овсянников развернулись, аж каблуки врезались в землю, и пошли строевым шагом. Старший сержант поправил ремень автомата и мрачно произнес:

— А вас, гражданка, командир патруля вызывает.

… Когда Мизенков и Овсянников обернулись, то увидели — «эмка»-пикап удаляется по дороге в сторону станции, а в кузове сидит Мария, рядом сержант с автоматом, напротив солдат с винтовкой, и везут ее, словно преступную личность, проникшую в гущу изготовленных для сражения воинских частей.

Полуторка была загружена. День подходил к концу.

— Ты где живешь? — спросил Старостин.

— Да рядом. Мы два раза мимо моего дома проезжали, — ответил Даниил.

— А почему не просишься?

Даниил глянул в глаза командира и не сказал ничего.

— Ну так вот, — хмуро произнес Старостин, — осталось заехать за взрывателями. Я и сам управлюсь. Дом далеко отсюда?

— Минут десять. Напротив Центрального телеграфа.

— Ровно через час будете как штыки стоять на паперти этого телеграфа. Я с Газетного переулка подъеду. Держи документы и в карьер. — Сел в машину и уехал.

Ну рванули, если не в карьер, то полной рысью — по переулкам, через проходные дворы, через дыру в заборе. Тут уж Иван еле поспевал за своим командиром.

В длинном дворе с выходом на улицу Горького они кинулись в старый подъезд четырехэтажного строения. Единым духом взбежали на третий этаж. Входная дверь была распахнута настежь. Узкий, слабо освещенный коридор, восемь дверей, все закрыты наглухо. Еще недавно переполненная жильцами коммунальная квартира была пуста. Даниил крикнул:

— А-у-у! Кто в берлоге?

Послышался поворот ключа в замке, в одной из дальних дверей появилась старушка. Она узнала его и стала причитать:

— Даня, Данечка, дай я посмотрю на тебя! Ой какой… — У нее уже трое из четырех мужчин были в армии и двое из них на фронте.

Даниил провел рукой по косяку, сразу нашел ключ, открыл дверь. Две маленькие смежные комнатки были не убраны и брошены наспех.

Старушка сообщила, что его отец десять дней назад ушел в народное ополчение и с тех пор не появлялся. Она перечислила всех жильцов и сказала, кто куда подался. Кроме старушки в квартире осталась