Кучуму опять снился дурной сон. Будто бы вышел из леса огромный зверь в десять раз больше медведя, с рысьей головой, с длиннющими когтями, а изо рта огонь вылетает, палит все кругом. Начал зверь тот ханский холм подрывать, нукеров его хватать и проглатывать. Закачалась земля от звериных ударов, отхлынули воды Иртыша-землероя, побежали все люди в дремучую тайгу. Лишь он, Кучум, остался один на холме с саблей в руках. Нацелился изо всех сил ударить по голове страшного зверя, но руки поднять не может. Крикнуть хочет, а голос пропал.

— Хан, проснись, — услышал наконец он сквозь тяжелую утреннюю дремоту чей-то голос.

— Что надо? — и рука сама потянулась к сабле, лежавшей всегда подле него.

— Плохие вести, — разобрал он голос начальника стражи.

— От Алея? — екнуло чуткое сердце. От старшего сына, ушедшего в дальний набег, уже несколько недель не было гонцов, и Кучум собирался было отправить кого следом, но Карача-бек отговорил, предложил подождать еще немного.

— Нет, мой хан. Прибыл сборщик ясака Кутугай…

— А-а-а… Вот что… Нечего было будить меня из-за пустяков. Мог бы и подождать.

— Он встретил многих воинов, что идут сюда.

— Каких воинов?! — сон отлетел от Кучума, словно комар, сброшенный ладонью с лица. Он вышел из шатра сосредоточенный и готовый к действию. — Где он? Веди его ко мне.

Вскоре к его шатру уже семенил небольшими шажками, непрерывно кланяясь и заискивающе улыбаясь, один из сборщиков дани, что объезжали ежегодно улусы, собирали меха, везли в Кашлык. Кучуму лишь изредка приходилось встречаться с ними, поскольку учет ясака вел Карача-бек. И сейчас, вглядываясь в маленькое невыразительное лицо Кутугая, он не мог припомнить, встречался ли с ним когда-нибудь. Но коль тот попросил о личном свидании, значит дело серьезное. И тут же отчетливо представился тот диковинный зверь из недавнего сна — и стало как-то муторно, нехорошо.

— Что ты хочешь сообщить? Говори, — обратился к Кутугаю, упавшему перед ним на колени.

— Милостивый хан! Пусть Аллах дарует тебе долгие дни жизни! Пусть он даст тебе силы в борьбе с неверными! Пусть… — Кучум слушал, не перебивая, давно привыкший, что чем ничтожнее человек, тем больше лести и притворного почтения спешит он выплеснуть, чтоб ублажить повелителя. Наконец, Кутугай закончил изливать на него свои здравицы и, приподняв от земли голову, заговорил со страхом в маленьких, глубоко посаженных глазах. — Я попал в руки к неверным, сам не желая того. Они напали на меня и моих людей…

— Кто такие? — Кучуму надоело слушать причитания, и он нетерпеливо прищелкнул пальцами.

— Русские, мой хан. На больших лодках плывут сюда. Ружья у них с огненным боем…

— Тыклэ*? — удивился Кучум. — Откуда им взяться?

Ты ничего не путаешь? На лодках, говоришь? Сколько их?

— Я не мог сосчитать, но много. Три десятка больших лодок. И на каждой по два, а то и три десятка воинов.

— Не мог сосчитать, говоришь, — невольно усмехнулся глупости сборщика дани Кучум. — Как же ты ясак считаешь? Знаешь, сколько лодок, знаешь, сколько русских в каждой. Сотен шесть получается. Так?

— Наверное, мой хан. Прости меня, глупого…

— Ты с ними говорил?

— Да, мой хан. Я говорил с самым главным из них. Имя ему Ермак. Вот что он просил передать тебе. — С этими словами Кутугай вытащил из-за пояса небольшой кинжал и передал его в руки Кучума.

Тот внимательно стал рассматривать кинжальчик и ему показалось, что где-то он уже видел его. Но где… Этого вспомнить он не мог. Конец его был обломлен, и, чуть нажав на лезвие, Кучум неожиданно увидел в руках две половины кинжала: рукоять и клинок.

— Это ты его сломал? — спросил Кутугая.

— Как хан мог подумать такое! Таким мне его и дали. Я еще спросил атамана: 'Зачем хану Кучуму поломанный кинжал…'

— И что же он ответил?

— Сказал, что хан сам все поймет.

— И больше ничего?

— Еще передал, что желает встретиться с тобой.

— Зачем? Он вызвал меня на поединок?

— Нет. Просто сказал, что хотел бы встретиться с ханом.

— И это все?

— Да, мой хан.

— Значит, они плывут в Кашлык?

— Наверное, — растерянно развел руками Кутугай.

— Как давно ты видел их? И где это было?

— Неподалеку от старого городища Чимги-Тура. Пять Дней назад.

— Хорошо, можешь идти. Хоть ты и принес дурные вести, но я не стану наказывать тебя.

Униженно кланяясь, Кутугай попятился назад и быстро засеменил подальше от ханского шатра. Кучум же еще раз рассеянно покрутил в руках сломанный кинжал, и до него стал доходить смысл послания. Выходит, человек, назвавшийся Ермаком, достаточно мудр, коль сумел таким способом принизить его, хана Сибири. Кинжал с отломанным концом и распавшийся на две половинки говорит о том, что власть в его руках непрочна. И оружие может подвести, сломаться. Вот смысл его послания! Но как он посмел, безвестный русский, непочтительно обойтись с ним, потомком великих ханов?! Кто он такой?! Ермак… Кто-то из царских воевод? Простой воин? Где он смог набрать столько воинов, вооружить их?

— О чем думает хан? — услышал он голос Карачи-бека за своей спиной. — Что это? — указал визирь на поломанный кинжал.

— А ты подумай, — со злостью в голосе Кучум бросил ему в руки обе половинки. — Подумай и скажи, что это может значить.

— Я уже догадался, — спокойно ответил Карача-бек. — Кутугай все рассказал мне и показал этот сломанный кинжал. То старый обычай нашего народа — направлять противнику знак, который бы показал его слабость. Не стоит расстраиваться.

— Ладно. Может, ты и прав. Но откуда взялись эти воины? Почему я до сих пор ничего не слышал о них? Если бы царь Иван готовил свои рати в поход, то мне наверняка бы донесли. А тут шесть сотен в нескольких днях хода от Кашлыка! Почему я только сейчас узнал о них?! Почему?!

— Мои лазутчики молчат. Но я внимательно расспросил Кутугая, и кажется, в наши земли пожаловали казаки.

— Откуда им здесь взяться?

— Их городки стоят на Дону, на Волге. И ногайские властители сообщали не раз, что казаки отбивают их табуны, грабят улусы. Царь Иван — хитрый царь. Когда ему выгодно, то он приглашает этих разбойников к себе на службу, а потом отказывается от них.

— И ты думаешь, они посмеют напасть на Кашлык?

— Трудно сказать, но пускать их так далеко неразумно. Надо выслать несколько сотен и остановить их.

— Все лучшие нукеры ушли с Алеем. И тебе это известно не хуже моего.

— Наберем новых. Думаю, твой племянник Мухамед-Кул сможет выступить против казаков и разбить их.

— Мне бы не хотелось поручать Мухамед-Кулу столь важное дело, — дернул головой Кучум при напоминании о самолюбивом племяннике, — он может почувствовать себя незаменимым. А почему бы тебе, визирь, не пойти башлыком с сотнями?

— Надо готовиться к обороне, — уставясь на вершины темнеющих елей, негромко ответил тот, — может случиться всякое. А вдруг казаки окажутся здесь?

— Типун тебе на язык! Какая-то горстка разбойников, и вдруг доберется к самому подножию ханского холма?! Не бывать тому! Шли гонца к Мухамед-Кулу. Чтоб завтра же был здесь. Пусть все беки, мурзы выставят из своих улусов не меньше, чем по полсотни нукеров Через два дня они должны быть готовы