– Да, – без промедления ответила сестра. – Лучше мы будем жить врозь, чем...
– ...Чем я прикончу нас всех?
Виктория прижалась щекой к ее плечу. – Пожалуйста, ну пожалуйста... Элли...
Элинор нежно погладила ее по намокшим от сырого воздуха волосам.
– Нет, мой ангел, я не могу.
– Почему?
– Потому что...
– Мы будем вместе – что? Сходить с ума?
– Может быть. – Элинор ласково потрепала ее по щеке. – Это ничего. Это не страшно.
Виктория долго смотрела в ее яркие глаза. Элли терпеливо ждала. Ее распущенные волосы тоже намокли и потемнели, на ресницах переливались водяные искорки. Она улыбалась, грея ладони Виктории в своих.
– Элли... Но я тоже
Элинор кивнула. – Знаю.
– И что теперь?
– Ты скажешь, что пойдешь в полицию, если я не верну ребенка. Что тебе наплевать на Фитцрейна, который временами слеп ради тебя, на Ричарда, которому, могу поклясться, тюремная роба совершенно не к лицу... На меня и на себя.
Виктория заплакала.
– А я скажу, что сдаюсь.
Элинор легонько оттолкнула ее; Виктория сделала несколько шагов назад и едва не оступилась.
– Ты... нас отпустишь?
– Да.
– Элли! – Виктория рванулась к ней и крепко обняла. Элинор уткнулась в ее пахнущие шиповником волосы.
– Я действительно... люблю тебя, Викки. Помни обо мне. Пожалуйста.
Виктория с удивлением заглянула ей в лицо. – Я тоже тебя люблю, эльфенок.
Элинор заплакала отчаянно и громко.
* * *
Прошло несколько часов, а Джулия по-прежнему сидела на краешке кровати и молчала. Изабелла примостилась рядом, щекоча ее запястье жесткими кудряшками. Хотелось остаться одной, но девочка следила за ней, как кошка, предугадывая каждое движение, останавливая мягкими, теплыми ладонями любое сопротивление. Держала над ней зонтик из искусственного покоя, но сквозь его купол просвечивало что-то знакомое...
В этой комнате ничего не изменилось с ее последнего визита. Приглушенный свет, незажженные белые свечи с запахом розмарина. Изысканный уют, разбавленный тонкими оттенками: живые цветы – гибискусы и лилии, и немного сухоцветов. Словно ее здесь ждали. Минуты проносились в светлевшем воздухе, но она с трудом замечала их. Впервые в жизни она не слышала хода времени. Она смотрела в окно, на хвойные крылья парка. Там было свежо и... Там было что-то еще... Взгляд соскальзывал вдаль, где у горизонта мешались облака, и жались, тесня друг друга, напирали на смутный окоем. Тот не выдерживал, гнулся.
Она забыла. Забыла что-то важное. Оно трепыхалось за куполом раскинутого над ней покоя, прилипало белыми ладонями, продавливало, беспокоило. Слезы.
Она вздрагивала. Эхо мерещилось в теплых стенах. Свет резал несуществующей вспышкой. Волны и птичий клекот над побережьем звенели сотнями холодных стекляшек. Стекло все падало, падало...
Джулия сжала виски ладонями.