— Как отпуск? А съезд?

— Возьми парочку деньков, чтобы отдышаться. Ясно?

— Отдышаться?

— В ближайшие две недели предстоит уйма работы с прессой — я имею в виду съезд и все остальное.

— Да, но?…

Терри тщательно взвешивал теперь каждое слово:

— Так вот… я хочу, чтобы… в общем, ты будешь занята составлением письменных коммюнике для прессы и моими речами. Улавливаешь?

— Да. А как же объявления для репортеров? Если я…

— Ты что, имеешь в виду свои появления перед телекамерами?

— Ну да, конечно. А что еще, по-твоему?

— Салли, я… я полагаю, что… по вполне понятной причине… этим будешь заниматься не ты, а Крис. Согласна?

— Нет, и еще раз — нет.

— Салли, не будем спорить!

— Не будем. Но вспомни…— Салли чувствовала, что начинает злиться.

— Обойдемся без эмоций!

— Черт подери, я…

— Салли, подожди, пока не увидишь того портрета, о котором я сказал тебе. А тогда решишь: прав я или нет. Давай не будем дразнить гусей. Ладно?

Она поняла все и замолчала.

— Постарайся хорошенько выспаться. А утром мы обо всем потолкуем.

Он повесил трубку, не дав ей возможности ответить.

Когда телефон зазвонил снова, она в сердцах огрызнулась:

— Ну кто там еще?

— Это всего лишь я,— извинился Росс, чувствуя, что попал не вовремя.

— О, простите.

— Я только что звонил в авиакассу. Ближайший рейс — завтра в семь утра. Прилетаем после девяти.

— В Даллас?

— Да, на 'Нэшнл'[118]. Как насчет ужина?

— Я — пасс.

— А насчет выпивки?

— Дэйви, мне очень жаль, но я что-то не в настроении.

— Я хотел бы повидать вас, если можно.

Она вздохнула и устало опустила плечи.

— О'кэй. Заходите, выпьем по рюмочке.

— Превосходно. Мне джин с тоником, и побольше.

— Через десять минут?

— Или позвоните, когда принесут выпивку?

Она так и сделала. Росс вошел в фирменном выцветшем свитере, какие носили студенты Йельского университета, и серых шерстяных брюках от тренировочного костюма.

— Что это на вас за форма?

— В честь нашего выпуска 82-го года! Я разве не рассказывал, что был загребным — и мы выиграли тогда Йельскую регату?

— Нет…

— Значит, нет. Но я вообще-то люблю присочинить…

Они засмеялись, чокнулись. Потом каждый выпил свою рюмку. Странно, подумала Салли, одно его присутствие помогает ей расслабиться и забыть о всех своих проблемах с Терри.

— Вы откуда такой сумасшедший свалились на мою голову, а?

Сидя на кровати, Салли поджала под себя ноги и одернула желтенький халат, прикрывая колени.

— Не знаю. Во всяком случае, таким я не родился. Так что для родителей я сплошное разочарование.

— В самом деле?

— Отец говорит, что это у меня все со стороны матери. Сам он не имеет к этому ровно никакого отношения.

Салли рассмеялась, при этом крепко держа в обеих руках свое виски с содовой, чтобы не расплескать.

— Вы что, всегда были таким шутником, как сейчас?

— Не-а.— Росс скинул кроссовки и задрал ноги на кофейный столик.— Это я у Манкузо научился.

— Что-то не похоже, чтоб у него водилось чувство юмора.

— Но зато оно должно быть у тех, кто с ним работает. Я уже в первый год это понял. Между нами, он бывает таким занудой. Простите, что так отзываюсь о своем…

— Ничего. Он лучшего и не заслуживает. Не представляю, как можно переносить его в больших дозах?

— Вообще-то он отличный полицейский.— Росс поднял свой бокал и посмотрел на него против света.— Я бы не возражал еще выпить. Вы как?

— Пожалуйста.— Салли сняла трубку внутреннего телсфона.— За выпивку плачу я, за ужин — вы. Не забыли?

— Но вы же сами сказали, что не хотите ужинать?

— Я и не хочу. Но вот посидеть поговорить тихо-мирно — с превеликим удовольствием.

Она заказала по две новых порции каждому, кэшью и хрустящий картофель.

— Мне не следует столько есть,— посетовал на себя Росс, набрав целую пригоршню орешков.— Когда-то я весил двести фунтов. Представляете?

— Ни за что в жизни не поверю! — преувеличенно громко воскликнула Салли, чувствуя, что виски ударило ей в голову.

— Честное слово! Я был толстый…— Росс оглянулся,— до этой стены доставал. Вот такое пузо, а челюсти, как у слона…

Она рассмеялась и, откинувшись назад, повалилась на подушки:

— Вы такой смешной. Сама не знаю, почему вы так мне понравились.

— А почему бы мне вам не понравиться?

— Как это 'почему'? Да я по возрасту гожусь вам в… старшие сестры. В шестьдесят восьмом мне было восемнадцать. Я так и осталась 'хиппи' — только в другом обличье. А вы — 'фараон'. Хорошенькая пара, а?

Салли поймала себя на том, что неожиданно снова начала вспоминать свое прошлое. Она чувствовала, что может ничего от него не скрывать.

— 'Хиппи'? Вы? Да бросьте!

— Клянусь! Я же из поколения 'детей-цветов'[119]. Хотя, постойте, не совсем из него. Я ведь, между прочим, была девственница.

Это рассмешило Росса.

— Черт вас подери, а чего вы ждали? Я выросла в Мемфисе, а там на секс смотрят как на первородный грех. В общем, если не считать моего полнейшего невежества в сексуальном плане, во всем остальном я была настоящим 'хиппи' — четки, повязка на голове, перья и все что положено.

— И травку курили?

— Ну…— Салли поглядела на потолок и замотала головой.— И да, и нет. Она на меня не особенно действовала. Просто после нее ужасно хотелось есть, и я потом нажиралась, как поросенок, в закусочной 'У полковника Сандерса'.

— А как, по-вашему, о чем говорил этот старикан Рамирес? — вдруг спросил Росс.