никогда не пойдет — не тот человек.
Правда, сам Крис вначале так не думал. Судьба Салли немало его беспокоила. Терри Фэллон был мягок и при влекателен. Салли же думала только о работе, и у нее почти не оставалось времени на самое себя. И если бы кто-либо с наружностью Терри проявил к ней интерес, это наверняка вскружило бы ей голову. Терри, однако, неизменно соблюдал приличествующую его положению дистанцию. И чем больше Крис за ними наблюдал, тем больше приходил к выводу, что Салли вполне может оставаться другом и для него, и для Терри. И это было превосходно. Пока такое равновесие сохранялось, Крис был намерен делать все от него зависящее для продвижения карьеры сенатора. Но если бы он понял, что Терри уводит от него Салли… О, тогда бы в нем вспыхнула настоящая ревность. А в таком случае никто не мог бы сказать, на что Крис решится.
Сейчас он сопроводил Салли в больничный кафетерий. Взяв поднос, она, ссутулясь, опустила на него руки.
— Ты измотана,— сказал Крис участливо.
— Нет, все о'кэй.
— Возьми номер в 'Мейфлауэр'[18] — хоть выспишься!
Она зевнула, прикрыв рот тыльной стороной ладони.
— Когда все уляжется, не раньше.
Нажав на кнопку автомата, Крис наполнил две чашечки черным кофе.
— Салли, это не уляжется еще пять лет…
— Думаешь, он его получит?
— Вполне вероятно.
Крис поставил кофе на поднос, протянув кассиру долларовую бумажку, и они направились к свободному столику. Когда они сели, Салли обхватила горячую чашку ладонями, словно у нее не было сил ее поднять.
— В городах у президента положение аховое,— продолжал Крис.— Программа помощи бедным — это же его пропал. Пресса пишет о нем, как о старом пердуне, ты сама знаешь. Похоже, так оно и есть. А Терри молод. И уже ветеран. В глазах женщин и всех черных он Рэмбо. Словом, для Бейкера это идеальный партнер.
Салли положила локоть на пластиковый столик, опустив подбородок на ладонь. Она терпеливо слушала, но трепет ресниц выдавал ее возбуждение.
— Вее это говорит о том,— заключил он,— что мы с тобой на пути к четырем самым головокружительным годам в нашей жизни.— Крис остановился и посмотрел на Салли.— Да пойми же ты, черт подери, что я тебе втолковываю: наш Терри станет вице-президентом! А ты спишь…
12.20
Где рассчитанными намеками, а где прямым текстом спикер Чарли О'Доннелл подытожил сказанное:
— В общем, Терри, дела обстоят именно так. Это точка зрения руководства партии. Президент еще не принял никакого решения. Но партии надо знать: примете ли вы в принципе подобное предложение.
Терри поудобнее откинулся на подушку.
— А как думаете вы, Чарли?
— Я думаю, что человек, которого призывает страна, должен ответить на ее призыв. Разве что его жизнь будет подвергаться опасности…
— А вы полагаете, что дело зашло так далеко?
Умудренный опытом спикер сцепил ладони:
— Мы все, кто занимает высшие посты, на мушке. Один раз Бог вас миловал. И никто не осудил бы вас, если бы вы не захотели снова искушать судьбу.
Терри знал, что его собеседник следит за каждым его словом. После долгой паузы он наконец промолвил:
— Передайте руководству партии, что я все обдумаю.
Глаза О'Доннелла засверкали от восхищения.
— Да благословит вас Господь, сын мой! — воскликнул он, тяжело поднимаясь со стула.— И вот еще что, Терри.— Он склонился над кроватью.— Нам надо знать, нет ли… не было ли в вашей прошлой жизни каких-то вещей, которые следовало бы сейчас обговорить? Чего-нибудь такого, что могло бы потом всплыть?
Терри смотрел на него с убийственной серьезностью.
— Ну вот я, знаете, никогда не пропускал программ Донахью.
Пожилой спикер рассмеялся, а следом за ним и сам Терри. Потом он переменил тон:
— Харриет… Вы ведь знаете про мою жену. А больше мне абсолютно нечего сказать.
О'Доннелл протянул ему руку. Терри посмотрел на нее и, поудобнее повернувшись, пожал. Похоже, что в этот миг было принято историческое решение.
О'Доннелл крепко встряхнул руку Терри и разжал пальцы. Терри, однако, не выпускал его руки.
— А что с вице-президентом Истменом?
— Да,— ответил О'Доннелл,— тут…— Он закивал головой.— Дэн Истмен служил партии пятнадцать лет. И если надо, он послужит ей тем, что уйдет со своего поста.
Терри с новой силой сжал руку своему пожилому собеседнику.
— А он? Как он это воспримет? — В голоее Терри звучала подлинная озабоченность.
— Ну, особой радости он не испытает.— О'Доннелл был краток.
14.40
Дэн Истмен знал: за его спиной что-то происходит. Прошло уже пять часов, как он звонил президенту — тот не откликнулся.
Он стоял, уперев кулаки в стол, а Тед Уикофф, его политический советник, докладывал ему новости, поступившие на их компьютер.
— Вот неплохое известие: ваши шансы держатся стабильно.— Уикофф указал на колонки цифр, помеченные галочкой.— Большинство помнит: вице-президент страны — Дэн Истмен. И это большинство оценивает вашу деятельность как хорошую или отличную. Но проблема в другом.
Уикофф обратился к следующей колонке, напечатанной жирным, бросавшимся в глаза шрифтом':
— Список Бейкера — Истмена — 47 процентов. Проигрыш. Список Бейкера — Фэллона — 53. Выигрыш!
Резким движением руки Истмен смел со стола все, что там было. Оглянулся на висевшее за спиной фото президента. Сэм Бейкер ему нравился и в то же время вызывал недоверие. Потому, что был сыном богача, виргинским джентльменом, выпускником Гарварда, юристом с Уолл-стрит — словом, всем, чем сам Истмен никогда не был, чему он с детства завидовал и что презирал. С самого начала их политический союз складывался нелегко. Вскоре после победы на выборах они крупно поссорились. Он вообще держался подчеркнуто независимо. К примеру, обозвал экс-президента Картера клопом, а Генри Киссинджеру заявил прямо в лицо, что тот 'самолично проиграл войну во Вьетнаме'. Когда вновь подскочили банковские учетные ставки, он сказал репортеру 'Вашингтон пост', что финансовое ведомство ползает перед банками на брюхе, а расплачиваются за это американские налогоплательщики.
Телефонная трубка президента, казалось, вот-вот разлетится на куски от бесконечных жалоб на выходки Истмена. Жаловались все: политики, лидеры конгресса, члены кабинета, сотрудники Пентагона, представители общественности. В конце концов Бейкер решил устроить Истмену хорошую выволочку.
— Вы ставите меня в неудобное положение,— начал он.
— Я говорю то, что думаю.
— Из-за вас мы теряем поддержку на Холме. Если мы всех против себя восстановим, то попросту не сумеем добиться принятия тех законов, которые необходимы стране.
— Я не люблю мошенников,— отвечал Истмен.— Махинаторов. Лжецов.
— Пусть так,— увещевал Бейкер.— Но нельзя же лезть на рожон.
— Что ж. Вы и не лезьте. А я знаю разницу между добром и злом!
