Из окна кабинета хорошо была видна глинобитная крыша кибитки Сюргуль, неподалеку от комендатуры.

Не так давно, всего лишь в начале войны, Сюргуль привязывала на этой крыше козла перед тазом с водой, чтобы козел, мучимый жаждой, орал на всю округу и таким оригинальным способом призывал дождь на мелек столь мудрой Сюргуль.

Понадобилось немалое время, чтобы выяснить истинную роль блеющего козла: оказалось, что это Аббас-Кули оповещал свою шайку о времени и месте сбора.

После истории с имамом-ишаном, приносившим Сюргуль пароль-молитвенник с автографом Фаратхана, удостоверявший надежность проводника для Белухина, Сюргуль, напуганная своим участием в таком отчаянном деле, притихла, сидела дома, как мышка, ничем не напоминая о себе.

«Начнет отнекиваться, припомню ей эти дела, — подумал Яков, хотя припоминать что бы то ни было хитрой, но не очень умной старухе ему не хотелось. Сюргуль вполне устраивала пограничников такая, какая она была...

Кроме Сюргуль в разоблачении Эльяр могла пригодиться безликая фигура терьякеша, которого все знали по прозвищу Балаксыз, что означало «бесштанный», настолько рваным было его рубище. Этого Балаксыза пограничники показали Сюргуль, когда она выдумала «опасного нарушителя», которого они якобы задержали, «попавшись» на ее отвлекающий маневр. Этого же Балаксыза Фаратхан подсунул пограничникам вместо ожидаемого Белухина, положив его в повозку Сюргуль, испросившей разрешение съездить за кордон, откуда она бежала еще в давние времена от кровной мести.

Яков прошел по каменистой улице аула к мелеку Сюргуль, откинул крючок калитки, закрыл ее за собой.

Старуху он застал за обычным занятием — вязанием расписных красно-белых шерстяных носков.

Все такая же сухопарая, с властным мужским лицом, несколько скошенным лбом, закрытым почти до самых бровей платком, с пытливым взглядом молодых с чистыми белками темно-карих глаз, Сюргуль, едва завидев Якова, засуетилась, вскочила с места, приговаривая:

— Ай, лечельник! Ай, лечельник!

Еще недавно она называла Якова просто Ёшкой.

— Ладно, баджи, — остановил ее Яков. — Мы с тобой друг друга давно знаем, так что нам-то уж ни к чему в начальников играть. Пришел спросить, как живешь, не надо ли чем помочь, есть ли у тебя, из чего чурек испечь, чем заварить геок-чай?

— Ай, Ёшка, — охотно возвращаясь к привычному обращению, тут же решила не упустить такой случай Сюргуль. — Плохо живу. Не знаю, есть ли кто, чтоб хорошо жил? Думаешь, не понимаю, что все из-за проклятых фашистов? Аллах устами своего пророка Мухаммеда сказал: «Тот, кто принес зло и окружил себя грехом, будет обитателем огня и вечно в нем будет пребывать!..»

— Это верно, — согласился Яков. — Правильно ты ругаешь проклятых фашистов. Теперь им знаешь как икается? Давай лучше о тебе поговорим...

— А что обо мне говорить? Горе тем, кто молитвой своей пренебрегают, которые отказывают правоверным в подаянии.

— Ну вот это уже ближе к делу, — поддержал ее Яков. — Только разговор у нас пойдет не о подаянии, а о честном заработке. Хочу пригласить тебя сослужить нам службу...

Кайманов видел, как сразу насторожилась Сюргуль: противоречивые чувства охватили ее. И заработать вот как не мешало бы и уж очень не хотелось связываться с зелеными фуражками.

Видя ее колебания, Яков поспешил разъяснить, в чем будет состоять служба.

— Нам надо, чтобы ты несколько дней поторговала виноградом и орехами неподалеку от одной лавки, там познакомилась бы с одной торговкой, которая, как нам кажется, продает терьяк. Когда узнаешь, что это точно, приведешь к ней Балаксыза. Раза два он у нее покурит, а на третий мы ее возьмем.

Сюргуль, видимо опасавшаяся, что ей придется участвовать в каком-нибудь деле, связанном, например, с Аббасом-Кули, страшно обрадовалась, что предстоит такое простое задание. Да она и сама кормится с базара, знает там все и вся! Наверняка Сюргуль уже догадалась, о какой женщине, занимающейся терьяком, идет речь, но для виду решила поторговаться:

— А где я виноград, орехи возьму? Кому деньги за то, что продам, отдавать?

— Виноград, орехи и даже терьяк мы тебе сами дадим. Деньги возьмешь себе, это будет твой заработок. Но тот терьяк, который Балаксыз у Эльяр купит, весь должен быть у меня. Каждую палочку ему заменишь...

— А ты, Ёшка, не обманешь?

— Разве я тебя обманывал когда?

— Ладно, давай неси виноград и орехи, — согласилась Сюргуль.

К ее кибитке, придерживая противогаз, подбежал дежурный по комендатуре.

— Товарищ старший лейтенант, — доложил он, — вас срочно к телефону!

Яков попрощался с Сюргуль, сказал ей, что вечером пришлет товар, а завтра утром доставит ее на базар в Ашхабад. Только выйдя со двора старухи, спросил дежурного, что произошло.

— Звонил с КПП товарищ лейтенант Дзюба, говорил, что вы нужны срочно.

Кайманов вошел в канцелярию, снял трубку, вызвал КПП.

Дзюба без предисловий сообщил:

— Яш... Наблюдатели доложили, Ичана куда-то увезли...

— Наши спугнули?

Якову было известно решение командования после доклада Амангельды пронаблюдать за усадьбой Фаратхана и, выбрав удобный момент, выручить Ичана и Дурсун.

Идти к Фаратхану с обыском немедленно — значило подвергнуть обоих реальной опасности: пока Фаратхан будет с любезной улыбкой встречать советских гостей, слуги его успеют убить пленников. Кроме того, Ичана и Дурсун не пытали и не истязали, а для чего-то готовили. Значит, стоило попытаться узнать, что замышляет организовать с их помощью господин Фаратхан... И вот случилось нечто, заставившее Фаратхана принять срочные меры.

— Наши не спугнули, это точно, — сказал Дзюба. — Наверное, Ичан сам виноват. Тут местные кое- что принесли.

— Какие местные?

— Да из-за кордона хлопчик на попутной машине приехал, спрашивал тебя, принес кусок коры, на коре колючкой накорябано: «Я Ичан. Помогите». Хлопчик что-то толкует мне, а я по-ихнему, сам знаешь, не очень... Переводчика нету. Надо тебе приехать.

Яков вышел к дороге, остановил первую же идущую в сторону КПП машину и через пятнадцать минут был у Дзюбы.

Он сразу узнал парнишку из семьи, куда бегал учиться грамоте Гуссейнхан — сын Ашира. Мальчик сидел в комнатке, служившей Красным уголком, сжавшись в комочек, пугливо поглядывая по сторонам.

Поздоровавшись с ним, Яков спросил у Дзюбы:

— Покормил ты его?

— Ничего не хочет, больно робкий...

— Как ты сюда приехал? — обратился Кайманов к парню.

Услышав родной язык, тот приободрился, негромко спросил:

— Домой отпустите?

— Не только отпустим, но и на машине отвезем. Отец, мать, наверное, ждут?

— Я к вам тоже на машине приехал... Подошел к военному, он за рулем сидел, говорю, вот Гуссейнхан велел русским военным это показать. Он говорит, я не знаю, кто такой Гуссейнхан, а до КПП тебя довезу, садись, поедем... Я в машине никогда не катался, сел и поехал...

— Ну как, понравилось?

Парнишка кивнул.

— Еще покатаешься, — пообещал Кайманов, — а теперь мне все по порядку расскажи...

— Арбаб... Прибежал к нам в сад Гуссейнхан, — торопясь и захлебываясь, начал мальчик. — Говорит: «Али, я совсем уезжаю. Отец ждет в кибитке чабанов на большой горе. Велел все, что осталось в доме,