Как видим, за исключением далекого северного фланга войны (Северный фронт), число пропавших без вести в 5—10 раз превосходит число убитых. Или, другими словами, именно массовое пленение и дезертирство являются основной составляющей безвозвратных потерь Красной Армии 1941 г. Ситуация на Северном фронте вполне подходит под определение «исключения, подтверждающего правило». Ни условия местности, ни вооружение нищей финской армии не позволяли ей провести крупные операции по окружению противника. Боевые действия имели характер медленного «выталкивания» частей Красной Армии за линию границы 1939 г. Впрочем, и при этом «выталкивании» в плену у финнов оказалось 64 188 советских солдат [32].

Приведенные выше чудовищные цифры значительно занижены. Реальность была еще страшнее и позорнее. Дело в том, что, по данным сборника «Гриф секретности снят», общее число пропавших без вести по всем фронтам якобы составило в 1941 г. «всего лишь» 2335 тысячи человек [35, стр. 146], в то время как, по сводкам верховного командования вермахта, число одних только пленных (без учета дезертиров, численность которых немцы шать не могли) составило 3886 тыс. человек (в том числе 113 тыс. в июне и 2369 тыс. — в третьем квартале 1941 г.).

Военная пропаганда врага? Как знать, немцы были очень аккуратны и сдержанны в этом вопросе. Так, выступая 11 декабря 1941 г. в рейхстаге, Гитлер заявил, что Красная Армия потеряла 21 тысячу танков, 17 тысяч самолетов, 33 тысячи орудий и 3 806 865 военнопленных [115]. Как видно, цифры потерь боевой техники в целом не превышают официальные данные современной российской военной истории, а потери орудий так даже и занижены! Схожая цифра — 3,6 млн пленных, оставшихся в живых по состоянию на конец февраля 1942 г., — называется и в переписке Кейтеля и Розенберга, переписке секретной и для целей пропаганды отнюдь не предназначавшейся [74].

Уже к концу июля 1941 г. поток военнопленных превысил возможности вермахта по их охране и содержанию. 25 июля 1941 г. был издан приказ генерал-квартирмейстера № 11/4590, в соответствии с которым началось массовое освобождение пленных ряда национальностей (украинцев, белорусов, прибалтов). За время действия этого приказа, т.е. до 13 ноября 1941 г., было распущено по домам 318 770 бывших красноармейцев (главным образом украинцев — 277 761 человек) [35, стр. 334].

И советское руководство сочло необходимым как-то отреагировать на такое неслыханное поведение своих подданных. 16 августа вышел знаменитый Приказ Ставки № 270 «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий». Для вящей убедительности Приказ № 270 был скреплен подписями Сталина, Молотова, Буденного, Ворошилова, Тимошенко, Шапошникова и Жукова. Едва ли в военной истории цивилизованных стран найдется аналог такому документу:

«Приказываю:

1. Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров. Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава.

2. Попавшим в окружение врага частям и подразделениям самоотверженно сражаться до последней возможности, беречь материальную часть как зеницу ока, пробиваться к своим по тылам вражеских войск, нанося поражение фашистским собакам.

Обязать каждого военнослужащего, независимо от его служебного положения, потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться в плен — уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи...

Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах и штабах» [6, стр. 479].

Исключительно важным для понимания образа мыслей товарища Сталина является тот факт, что в этом основополагающем приказе он не счел возможным или нужным даже упомянуть о таких высоких мотивах, как «защита завоеваний Октября», «спасение человечества от фашистского варварства». Он не стал говорить ни про Дмитрия Донского, ни про Александра Невского, ни про тысячелетнюю историю России. Просто и без обиняков военнослужащим Красной Армии напомнили о том, что их семьи — если они находятся на территории, контролируемой властью НКВД/ВКП(б)), — являются заложниками их поведения на фронте. Угроза уничтожать сдающихся в плен «всеми средствами, как наземными, так и воздушными» также не была пустым звуком. Осенью 1941 г. советская авиация бомбила лагеря военнопленных в районе Орла и Новгород-Северского. Стоит вспомнить тот общеизвестный факт, что Советский Союз отказался от всякого сотрудничества с Международным Красным Крестом, что сделало невозможным оказание помощи — прежде всего продовольствием и медикаментами — находящимся в немецком плену красноармейцам.

Увы, даже такими мерами пробудить воспетую в свое время Ворошиловым «любовь советских людей к войне» не удалось. Красноармейцы продолжали бросать оружие и толпами разбредались по лесам. Не прошло и месяца со дня выхода Приказа № 270, как 12 сентября была принята Директива Ставки № 001919 о создании заградительных отрядов, численностью не менее одной роты на стрелковый полк. В первых строках этой Директивы говорилось дословно следующее:

«Опыт борьбы с немецким фашизмом показал, что в наших стрелковых дивизиях имеется немало панических и прямо враждебных элементов, которые при первом же нажиме со стороны противника (подчеркнуто мной. — М.С.) бросают оружие, начинают кричать «нас окружили» и увлекают за собой остальных бойцов. В результате дивизия обращается в бегство, бросает материальную часть и потом одиночками начинает выходить из леса. Подобные явления имеют место на всех фронтах...» [5, стр. 180].

К моменту выхода этой Директивы в немецком плену находилось уже более полутора миллиона бойцов и командиров Красной Армии (1493 тыс. на конец августа). Через два дня после принятия Директивы Ставки № 00191.9, 14 сентября 1941 г., передовые подразделения 1-й и 2-й танковых групп вермахта замкнули кольцо окружения гигантского Киевского «котла». Огромная, полумиллионная группировка советских войск прекратила организованное сопротивление менее чем за одну неделю. Верховное командование вермахта сообщило тогда о захвате 665 тыс. пленных, 3718 орудий и 884 танков.

Октябрь 1941 г. начался с окружения главных сил Западного, Резервного и Брянского фронтов (67 стрелковых и 6 кавалерийский дивизий, 13 танковых бригад) в двух крупнейших «котлах» — у Вязьмы и Брянска. По утверждению Верховного командования вермахта, в плен попало 658 тыс. человек, было захвачено 5396 орудий и 1241 танк. Октябрьская катастрофа (списать которую на «внезапность нападения» и пресловутую «неотмобилизованность армии» никак нельзя) по своим масштабам намного превзошла разгром Западного фронта, имевший место в июне 1941 г. Еще одним качественным отличием Вяземского «котла» от «котла» Минского было множество генералов самого высокого уровня, оказавшихся в немецком плену. В их числе: командующий 19-й армией Лукин, командующий 20-й армией Ершаков, член Военного совета 32-й армии Жиленков, командующий 32-й армией Вишневский, начштаба 19 -й армии Малышкин, начальник артиллерии 24-й армии Мошенин, начальник артиллерии 20-й армии Прохоров...

Наряду с пленными, захваченными в бою (или по крайней мере в боевых порядках советских войск), в первые же недели войны немцы столкнулись и с массой перебежчиков, которые спешили покинуть расположение своей части и сдаться в немецкий плен еще до боя. Для их содержания вермахту пришлось даже создать несколько специальных лагерей. Правда, в докладе Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий сообщается, что число перебежчиков в Красной Армии было совсем малым: «В первый год войны не более 1,4—1,5% от общего числа военнопленных» [74]. Да, в процентном исчислении это почти ничего. Но в абсолютных цифрах — по меньшей мере 40 тыс. человек.