месяцев 1944 г. — 2,81 млн. единиц.

Значит ли это, что за шесть месяцев 1941 года «нормальные» для Красной Армии (в вермахте потери стрелкового оружия были несравненно меньше) потери стрелкового оружия должны были бы выражаться цифрой примерно в 1,5 млн единиц? Нет, это неверный, поспешный иывод. В 1944—1945 гг. численность действующей армии пыла в два раза больше, чем в 1941 г. (6,4 млн. против 3,0 млн, см. Стр. 53 того же сборника). Больше людей, больше оружия — больше и потери оружия. Правильнее будет считать примерно так: в 1944 г. один миллион солдат «терял» в месяц 36 тысяч единиц стрелкового оружия, следовательно, за шесть месяцев 1941 г. «нормальные» потери не должны были бы превысить 650—700 тысяч единиц. А потеряно — 6,3 млн.

Итак, налицо «сверхнормативная» утрата в 1941 г. более 5,5 миллиона единиц стрелкового оружия. Запомните, уважаемый читатель, это число. Оно нам вскоре опять встретится. А сейчас мы постараемся оценить «сверхнормативные потери» в других видах вооружений.

Гитлеровский «блицкриг» — это главным образом танковая война. Главное средство противотанковой обороны того времени — противотанковые пушки. По состоянию на 22 июня 1941 г. их в Красной Армии числилось 14 900 (на самом деле — еще больше, так как составители сборника «Гриф секретности снят» почему-то не учли 76-мм и 88-мм пушки, стоявшие на вооружении ПТАБов). За шесть месяцев 1941 г. промышленность передала в войска еще 2500 противотанковых пушек. Итого — общий ресурс в 17 400 единиц, из которого 70% (12 100 пушек) было потеряно.

А за весь 1943 г. — за все его 12 месяцев — потеряно 5500 противотанковых пушек, что составило всего лишь 14,6% от общего ресурса. В качестве примера для сравнения 1943 г. выбран не случайно. Это год грандиозных танковых сражений на Курской дуге, это тот год, когда немцы начали массовое производство тяжелых танков «Тигр» и «Пантера», против которых наши «сорокапятки» (а именно они все еще составляли 95% от общего ресурса 1943 г.) были совершенно беспомощны. И тем не менее в 1943 г. Красная Армия теряла в среднем по 460 противотанковых пушек в месяц, а в 1941 г. — в то время, когда два из трех немецких танков на Восточном фронте были легкими машинами с противопульным бронированием, — по 2000 в месяц. В 4,5 раза больше.

Столь же «выразительными» являются и пропорции потерь орудий полевой артиллерии. В 1943 г. потеряно 5700 орудий (9,7% ресурса), а за шесть месяцев 1941 г. — 24 400 (56% от общего ресурса). Условные «среднемесячные» потери 1941 г. были в 8,5 раза больше, чем в году 43-м. На общем мрачном фоне резко выделяется одно-единственное «светлое пятно», а именно: потери тяжелых орудий большого калибра (203-мм и более) составили в 1941 г. всего лишь 9,1% от ресурса. Разгадка пре дельно проста. Перед нами характерный пример того, что называется «исключение, которое лишь подтверждает правило».

Тяжелая артиллерия (а она и вправду была тяжелой, от 17 до 45 тонн) в первые же дни войны была выведена с территории Западных военных округов в глубокий тыл. Маршал артиллерии Н.Д. Яковлев (начальник ГАУ в годы войны) вспоминает:

«...Наиболее крупным мероприятием, которым я горжусь и по сей день, явилось принятое по моей рекомендации категорическое распоряжение Ставки об отводе всей артиллерии большой и особой мощности в тыл. Причем отвода немедленного, без ссылок на тяжелейшую обстановку первых дней войны... Все орудия калибра 203 и 280 мм, а также 152-мм дальнобойные пушки (потеряны были всего лишь единицы) с кадровым составом вовремя оказались в глубоком тылу...» [170, стр. 92].

Трудно сказать, стоит ли гордиться таким решением, но оно было реализовано, и вывезенные «в глубокий тыл» орудия оказались вне зоны хаоса и панического бегства первых месяцев войны. Потому и уцелели.

Теоретически самым надежным видом огнестрельного оружия является миномет. Труба — она и есть труба, ломаться там просто нечему: нет затвора, нет ни одной подвижной детали, сама «труба» (в отличие от ствола артиллерийского орудия) почти не нагружена давлением пороховых газов. И тем не менее во втором полугодии 1941 г. потери 50-мм минометов составили 64% от общего ресурса, 82-мм минометов — 60% ресурса, 120-мм минометов — 51% ресурса. В точности такие же минометы в 1943 г. ломаться почти перестали: за 12 месяцев потеряно соответственно 12,5, 9,2, 8,6% общего ресурса минометов калибра 50, 82 и 120 мм.

Главный вопрос: летом 1941 г. все эти пушки (минометы, пулеметы, танки, винтовки, самолеты) были потеряны в бою или брошены разбежавшимися по лесам и полям бойцами и командирами Красной Армии?

17 июля 1941 г. начальник Управления политпропаганды Юго-Западного фронта Михайлов докладывал:

«...В частях фронта было много случаев панического бегства с поля боя отдельных военнослужащих, групп, подразделений. Паника нередко переносилась шкурниками и трусами в другие части, дезориентируя вышестоящие штабы о действительном положении вещей на фронте, о боевом и численном составе и о своих потерях.

Исключительно велико число дезертиров. Только в одном 6-м стрелковом корпусе за первые 10 дней войны задержано дезертиров и возвращено на фронт 5000 человек...

По неполным данным, заградотрядами задержано за период войны около 54 ООО человек, потерявших свои части и отставших от них, в том числе 1300 человек начсостава...» [68].

Это по «неполным данным», и это только те, кого удалось в обстановке общего развала Юго- Западного фронта задержать в течение трех недель....

О количестве непойманных дезертиров можно судить по тому, что, по данным сборника «Гриф секретности снят», потери Юго-Западного фронта с 22 июня по 6 июля составили:

— 65 755 раненых и больных,

— 165 452 убитых и пропавших без вести.

С помощью буквы «и» составители сборника ловко спрятали дезертиров в общем числе безвозвратных потерь, но принимая во внимание очень стабильное для всех вооруженных конфликтов XX века соотношение раненых и убитых как 3 к 1, можно предположить, что порядка 140 тысяч человек (десять дивизий!) подались в бега или сдались в плен. И это только на одном фронте и только за две первые недели войны. Те самые недели, во время которых и произошел полный разгром мехкорпусов Юго-Западного фронта (о чем шла речь в части 2 нашей книги).

Те, кого поймали и тем или иным способом вернули в строй, составляли лишь часть (как будет показано далее — малую часть) от общего числа «дезертиров». Кавычки поставлены не случайно. Обстановка, сложившаяся в Красной Армии летом 1941 г., была такова, что использование общепринятых терминов для ее описания становится крайне затруднительно.

«Типовая схема» разгрома и исчезновения воинской части Красной Армии (как это видно из множества воспоминаний, книг, документов) была следующей:

Пункт первый. Потеря командира. Причины могли быть самые разные: погиб, ранен, уехал выяснить обстановку в вышестоящий штаб, застрелился, просто сбежал. Применительно к частям, сформированным в западных, «освобожденных» регионах СССР, к этому перечню можно добавить и «убит подчиненными». Потеря командира была самым распространенным, но не единственным «толчком», приводившим к стремительному распаду воинской части. Таким толчком мог послужить и реальный прорыв вражеских танков во фланг и тыл, и автоматная стрельба, устроенная небольшой группой немецких мотоциклистов, а то и просто чей-то истошный вопль: «Окружили!»

Пункт второй. Младшие командиры, взявшие на себя командование обезглавленной воинской частью, принимают решение «прорываться на восток». Спасительная простота такого решения обманчива. Оторваться пешком от моторизованного противника невозможно, а транспорт и горючее в лишенной связи и