кино с Сашенькой (билеты за свой, разумеется, счёт, кто ж на ребёнка попросит-пожалеет, даже если сто лет тебе самой этот мультфильм или боевик не упал?), вечер с Сашенькой (с Соней он оставался куда охотнее, чем с собственной мамой) и уж тем более ночь с Сашенькой, который отказывался спать до самой полуночи, а после норовил залезть в постель к Соне, де, сам он спать боится, – был ей не очень-то по душевным силам. Первые пару раз Сашенька задал было вопрос, мол, а почему не дома? Ах, мама дежурит? Вот и очень хорошо! Пусть почаще дежурит, у неё ничего нельзя, а у тебя всё можно!

Вы наверняка сами знаете, насколько это хлопотно – чужие дети. Особенно дети друзей. Особенно дети друзей, севших вам на голову. Особенно если эти дети и сами присели вам на голову вслед за друзьями. Конечно-конечно, сама/сами виноваты. Но ведь это как бывает? Разбил мамину чашку – получи и распишись. И никаких обид. Разбил чашку доброй тёти? Так это же совсем другое дело! Можно перебить весь «гараж» чашек, да ещё и на осколках джигу сплясать. А если добрая тётя скривится или, там, слово скажет не совсем ровное, то надо заплакать и потом ещё и маме пожаловаться. И потом эта слабовольная добрая тётя будет молчать, даже если ты её французским лаком для ногтей (тёмно-коричневым) инсталляцию на новой дорогостоящей (белоснежной) блузке выполнишь. Будет молчать, как миленькая! Потому что мама на неё гавкает, а она молчит.

В общем, дети – это звери. В смысле – всё чуют. Но даже самые паскудные из них тянутся к добрым тётям. Особенно если мама дежурит.

А уж мама дежурила по полной. Совершенно непонятно, чего это вдруг Зяму так повело. Но как-то вот так получилось – и около года шло никем, кроме Сони, не замеченное.

Автор чуть не забыл про Сонино «во-вторых», что, пожалуй, даже важнее, чем «во-первых» в виде мерзкого Сашеньки, совершенно чужого ей мальчика, навязанного ей в чуть ли не ближайшую родню. Так вот, во-вторых (и в-главных): Серёга. Он всегда был мил и, в отличие от Светочки, добр и нежаден. Он был очень порядочный парень. Очень. И Соня чувствовала себя крайне неуютно, невольно покрывая Светочкин адюльтер. Не раз и не два, под кофе и даже под рюмку, она говорила подруге-соседке-коллеге, что не хочет и больше не будет. Решайте сами и по-честному. Или не решайте, но тогда не вмешивайте никого. Но Светочка начинала плакать, очернять Серёгу и вспоминать обиды от свекрови и от жизни вообще. И так она это натурально представляла, что Соня, глядя на её пламенеющий сопливый нос, опять принимала Сашу на время «дежурства». А когда из дальних странствий возвращался Серёга, всегда с каким-то мелким, но приятным сувениром для подруги жены (он-то лучше всех знал свою жёнушку, и потому ему было крайне неудобно за её, мягко сказать, маниакальную бережливость), Софья всегда чувствовала себя предательницей. Она уже склонялась к мысли поставить перед Светочкой ультиматум, ну да тут на её вечернем пути домой приключился Глеб Заруцкий.

И все проблемы со Светочкой и её малолетним избалованным исчадием ада и с муками совести на предмет хорошего человека Серёги канули в небытие. Сразу и почти. Сразу – потому что уже на третий день знакомства она переехала к нему. А почти – потому что соседство кончилось, но совместная работа осталась.

Да-да, после интернатуры Светлана Степановна Шевченко осталась работать в том самом обсервационном отделении того самого родовспомогательного учреждения нашего города. И отношения – видит бог, как автор не любит это слово! – остались. Светочка плакалась Соне на жизнь, как-то раз даже приволокла Сашеньку в логово счастливой пары, только-только подавшей заявление, но Глеб – ах, жестокосердный! – не стал сюсюкать, и больше одного вечера этот праздник для Сашеньки не продлился. Получив серию подзатыльников, он понял, что здесь его манипуляции бессильны. Благо, мамаша ещё не успела сдымить – и он благополучно отчалил вместе с ней. Светочка грызла подруге печень ровно неделю. А через неделю вернулся Серёга. И Светочка взяла бюллетень. Потому как отрок на папин стандартный вопрос: «Что новенького-то?» – любезно вывалил ему про то, что Сонька-дура, похоже, выходит наконец замуж за злого дядьку, а мама собиралась на дежурство, но почему- то не пошла, зато к ним пришёл дядя Зяма и даже остался ночевать. И даже в маминой спальне. Он даже сам собственными глазами это видел, потому что ночью пошёл в туалет, а потом хотел к маме в постель, а там уже был дядя Зяма, который и спихнул его оттуда волосатой ногой.

Что там у них было, додумывайте сами. Автор не то чтобы не знает – автор всегда всё знает (почти), таковы уж особенности писательской службы делу своих персонажей. Умолчу о подробностях лишь потому, что вы не хуже автора представляете себе, что в таких случаях бывает, плюс-минус интеллигентность. Светочку автор, при всей своей любви ко всем своим героям, интеллигентной назвать не может, даже приспустив объективность на уровень мотни штанов афгани.

В общем, ушёл Серёга без шапки в ночь холодную. К Соне ему было неудобно идти. Он не знал её адреса, да и куда переться, если у людей там любовь? Это нормальные дальнобойщики понимают, в отличие от некоторых девушек с дипломами вузов. К маме? Нет уж. Сольный концерт «Яжетебеговорила!» в его планы не входил. К тестю с тёщей? Ещё хуже. Сгоряча нагородит – не расхлебаешь. Серёга купил бутылку, закуску, цветы и отправился к Тине. Вот мы её и вспомнили, покорную и тихую Светочкину подругу, врача общей практики, или, как привычнее обывателям, – терапевта.

А Светочка стала качать права. У Зямы.