аванс в счет гонорара за вещь, которую Вы пишете для „Нивы“. К сожалению, Адольф Федорович <Маркс> теперь за границей, но, зная Вашу аккуратность, я решаюсь исполнить Ваше желание, не испросив предварительно его согласия, и посылаю Вам при сем переводом две тысячи франков, что составляет 751 рубль. — Буду очень рад, если Вы найдете возможным прислать нам рукопись в скором времени» (
Чехов вернулся в Мелихово 5 мая 1898 г. и вскоре, очевидно, приступил к писанию. 12 июня он сообщил А. С. Суворину: «Написал уже повесть и рассказ». В переписке с Гольцевым Чехов часто называл вещь, предназначенную для «Русской мысли», повестью, а «Ионыч» обычно именовался рассказом; впрочем, в письме к Н. А. Лейкину от 2 июля 1898 г. обе вещи названы повестями.
Таким образом, «Ионыч» был написан в Мелихове в мае (после 5-го) и в июне (до 12-го) 1898 г., т. е. приблизительно в течение месяца.
Рассказ был отправлен в «Ниву», очевидно, 15 или 16 июня. 18 июня 1898 г. Грюнберг писал Чехову: «Рассказ Ваш „Ионыч“ я получил и передал Ростиславу Ивановичу Сементковскому <…> Желание Ваше, чтобы рассказ был напечатан в
16 июля корректура была послана. Сементковский напомнил о ней Чехову 28 июля: «… я предназначаю „Ионыча“ для сентябрьской книжки наших „Приложений“, которая у нас уже в работе. Не смею Вас торопить, если Вы корректуру получили; но если Вы ее не получили, будьте любезны меня об атом уведомить, и я немедленно вышлю Вам другой оттиск» (
Беловой автограф рассказа достаточно близок к тексту первой публикации (см. варианты).
Правка в корректуре выразилась в сокращениях по всему тексту, особенно в главе I, где были устранены некоторые детали: например, о Старцеве перед его первым визитом к Туркиным — «выпил бутылку пива», в описании игры Екатерины Ивановны — «и казалось, что он уже целый год слышит эту музыку». В корректуре был вычеркнут эпизод в сцене всеобщего восхищения игрой Екатерины Ивановны (см. вариант к стр. 27, строка 43); «зависть и ревность к чужим успехам» у Веры Иосифовны нарушала идиллические тона, в которых дана атмосфера семьи Туркиных при первом визите Старцева.
При подготовке собрания сочинений оригиналом для набора «Ионыча» послужил текст «Нивы». 12 мая 1899 г. Чехов писал А. Ф. Марксу: «Рассказ мой „Ионыч“, напечатанный в прошлом году в „Ниве“, благоволите также послать в типографию». Корректуру IX-го тома Чехов читал в октябре 1901 г., в Москве — см. в письме к Л. Е. Розинеру от 8 октября 1901 г.: «Корректуру IX тома вышлю на этих днях». В текст первой публикации он внес при этом десяток поправок: в одном случае переменил слово, в другом — глагольную форму, остальные изменения коснулись предлогов, окончаний и пунктуации.
Специальный вопрос составляет так называемый «таганрогский колорит» в «Ионыче». Какие-то детали в рассказе действительно, должно быть, восходят к картинам Таганрога. Так, М. П. Чехов утверждает, что «описанное в „Ионыче“ кладбище — это таганрогское кладбище» (
Читатели «Ионыча», самые разные, в письмах делились с Чеховым своими впечатлениями от нового рассказа. Г. М. Чехов писал 28 сентября 1898 г.: «Какой хороший рассказ „Ионыч“, очень живой!» (
Критика отвесила рассказ «Ионыч» к тем произведениям, в основе которых лежат «глубокие драматические сюжеты в обыденной жизни» (И. И.
А. Л. Волынский (Флексер) особо отметил в «Ионыче», что «фон и действующие на этом фоне лица — настоящая русская действительность», а «медленный, вялый темп их жизни тоже характерен для России» (А. Л.
Р. И. Сементковский поставил рассказ «Ионыч» в один ряд с другими произведениями Чехова 1898 г., где, по его мнению, решается вопрос об отношении идеалов к современной жизни: «Прочтите последние произведения г. Чехова, и вы ужаснетесь той картине современного поколения, которую он нарисовал с свойственным ему мастерством. Возьмете ли вы Ионыча, героя рассказа, помещенного в „Литературных приложениях“ „Нивы“ за сентябрь, или ряд личностей, выведенных в других рассказах талантливого беллетриста, — вы одинаково вынесете какое-то щемящее впечатление бессилия найти в жизни идеальное содержание» («Ежемесячные литературные приложения к журналу „Нива“», 1898, № 10, стлб. 391).
«Ионыч» был воспринят в одном ряду с рассказом «Человек в футляре», и даже фразеология критических отзывов об «Ионыче» говорит о том, что в этом рассказе критики увидели прежде всего изображение «холодного формализма», «мертвой обстановки, в которой приходится жить современному человеку»; «Люди как бы забываются в кругу формально усвоенных ими понятий <…> Жизнь по шаблонам парализует ум, чувство и волю…» (Мих.
«Власть жизненного футляра очерчена здесь художником сильно, сжато и красиво…», — писал об «Ионыче» Волжский («Очерки о Чехове», стр. 88). «Типичность чеховской картины невольно наводит читателя на размышление, сколько еще таких Ионычей выбрасывает лаборатория провинциальной российской обывательщины. „Беликова похоронили, а сколько таких человеков в футляре осталось, сколько их еще будет!“ — говорит в конце своего рассказа о человеке в футляре Буркин; подобное же заключение напрашивается по прочтении „Ионыча“. Здесь Чехов дал широчайшее обобщение российской обывательской жизни» (там же). Волжский, правда, отмечал, что «главный интерес рассказа» заключается в «психологическом процессе формирования молодого, здорового, неглупого врача Старцева в безличного обывателя» (стр. 87), но самый этот процесс автор, в сущности, обошел вниманием.
Д. Н. Овсянико-Куликовский подверг углубленному рассмотрению процесс «постепенного очерствения души молодого врача» (Д. Н.