бросился прочь, громко стуча подошвами сандалий.

Некоторое время она просто сидела, опустив руки на колени, – тихо журчала вода в пруду, в прозрачной глубине суетились юркие серебристые рыбки. К женщине медленно возвращалось спокойствие, но не полное, не абсолютное, как раньше. Просто бьющая через край тревога опустилась на дно, затихла там, в любой момент готовая подняться и захлестнуть ее с новой силой.

Тийна несколько раз глубоко вдохнула прохладный влажный воздух, напоенный острым запахом малиново и бело цветущих вокруг кустов. Издалека чуть слышно доносились голоса юных жриц, разливающих воду, взятую из Нила и очищенную, используемую для специальных возлияний и окроплений. Она сняла со свитка испещренное магическими знаками золотое кольцо и развернула папирус.

«Учись сохранять свои намерения в тайне», – так наставляют любого, вставшего на путь познания Высших Посвящений. Поэтому тот, кто отправил послание, умел писать между строк, и знал, что получатель сумеет между строк прочитать. Итак, в ничего не значащем на первый взгляд тексте, сообщалось, что Тийну будут ждать, когда заходящее солнце окрасит пурпуром пески пустыни, около заупокойного храма царицы Хатшепсут, что у нее есть достаточно времени, чтобы уйти незамеченной и явиться неузнанной.

Место у храма довольно пустынно, только серебристые оливы провожают солнечный диск в его ежевечерний путь за край земли. Сумерки разливаются вокруг лиловыми тенями, в тишине долины слышно хлопанье крыльев ночных птиц, их низкие тревожные крики…

Тийна любила сидеть тут, слушать шуршание песков, смотреть на четкий очерк растущих вдалеке пальм. И думать – о жерновах реальности, перемалывающих все и вся, о Ладье Ра, напоминающей о течении времени, о свете далеких звезд, глядящих на нее своими блестящими глазами, мерцающими, словно обещая ей что-то, чего она не в силах была понять.

Почему Сехер назначил встречу именно в этом, столь любимом ею месте? Знал о ее пристрастиях? Наблюдал за нею?

То, что это был именно он, сомневаться не приходилось. Вряд ли кто-то имел доступ к личной печати Владыки, а если бы и имел, то ни за что не осмелился воспользоваться.

Тийна надела белое платье из тончайшего льна, открывающее руки и грудь, широкое ожерелье, украшенное жемчугом и бирюзой, такие же браслеты. Парика она не носила, предпочитая собственные волосы, ничем не покрытые. Закутавшись с ног до головы в тончайший биссус [37], под которым ее невозможно было узнать, она привычным путем отправилась на место встречи.

Вечерело. Затихали последние звуки праздничной церемонии, люди расходились по домам, паломники искали пристанище на ночь. С реки тянуло холодом и влагой… квакали лягушки, тут и там вились дымки костров, на которых готовили пищу. Никем не замеченная, она пришла в условленное место, – издалека виднелись массивные колонны храма Хатшепсут, огромные, полузанесенные песком террасы, заросшие камышом и лотосом пруды. Здесь царило запустение.

Фараон Тутмес хотел стереть с лица земли любое воспоминание о женщине-властительнице с прекрасным лицом, которая осмелилась быть свободной…

Жрица вздохнула, – что ждет ее саму сегодня здесь, под сенью колонн? Она нашла место, с которого ее не сразу можно было увидеть, и принялась ждать. Неизвестность томила ее, волнение нарастало. Несмотря на усталость – приготовления к церемонии, обряды и магические действия продолжались всю предыдущую ночь и весь день, – она никак не могла успокоиться.

Что-то заслонило свет. Тийна подняла голову, и тут услышала тяжелое дыхание рабов, увидела носилки из драгоценного черного дерева, инкрустированные перламутром и слоновой костью. Непроницаемые шторки приоткрылись, – красивая мужская рука, унизанная перстнями, дала знак остановиться. Верховный Жрец Тота легко соскочил на плиты террасы, огляделся.

Женщина встала, не снимая покрывала, подошла и молча остановилась напротив. Они смотрели друг на друга, и ветер развевал его бело-золотое одеяние… Шуршал песок, вдали виднелись пальмы. Он сделал два шага навстречу, по-прежнему не произнося ни слова.

Все вокруг как будто застыло, исчезли все краски, все звуки – только порыв ветра приподнял ее покрывало, так, что оно коснулось щеки Жреца. Он вздрогнул и машинально провел рукой по тому месту, где ощущение прикосновения все еще жило… Тийна быстро поднесла пальцы к губам, видя, что он собирается сказать что-то, и показала глазами на рабов.

– Не бойся, они ничего не слышат, и ничего не смогут сказать – они глухи и немы. – Сехер помолчал.

Заходящее солнце причудливо играло в рельефах храмового фасада, изображавшего страны света, диковинных животных и птиц, экзотические растения.

– Я хотел поговорить с тобой, но тайно. Никто не должен знать о наших беседах. – Он оглянулся. Бордовый диск уже почти скрылся за песчаными холмами. – Пойдем.

Жрец подошел к боковому входу в храм, давно замурованному, незаметным движением руки сдвинул в сторону плотно пригнанную плиту с рельефами морских животных и, не оглядываясь, начал спускаться в разверзшуюся черноту. Тийна зябко повела плечами. Зодчие, которым доверялось строительство культовых и заупокойных сооружений, были весьма искусны в устройстве изощренных ловушек, потайных ходов, запутанных лабиринтов. Никто не знал их всех, но ей самой многие были известны, особенно в храме Хатшепсут, который она любила.

Жрец же наверняка был посвящен в тайные устройства храма, он знал многое, недоступное не то что простым смертным, но и очень влиятельным людям. Служители Богов такого ранга, как Сехер, обладали практически неограниченной властью и знаниями.

– Ну что же ты? Спускайся, тебе не нужно меня бояться. – Он обернулся и протянул ей руку.

Тийна не боялась. Чувство мучительной тревоги сжигало ее изнутри. Что привело его и ее сюда? Страшный и сладостный вопрос, на который вот-вот будет получен ответ.