приемного сына отправить письма Локшинову после ее кончины. Журналист набирает их на компьютере: он прекрасно умеет это делать – кстати, в редакции наверняка имеется несколько машин – распечатывает текст и отсылает письма из разных почтовых отделений. А чтобы Демьян Васильевич догадался, от кого приходит корреспонденция, подписывается – Л. Собакина. Это намек! Понимаешь?
– В таком случае, Локшинов намека не понял. И еще: почему Мавра, раз уж она решила раскрыть свою тайну, не подписалась своим именем?
– Может, и подписалась, да Ершов не рискнул его указать. Он побоялся не исполнить последнюю волю матери, но имя изменил.
– Допустим, – согласился Смирнов. – Значит, мы возвращаемся к Мавре Вилениной в качестве подозреваемой? Тогда кто преследует женщин, знакомых господина Межинова? Или призрак собаки- оборотня является с того света?
– У Мавры был еще один сын, родной, – заметила Ева. – Вдруг слухи о его кончине сильно преувеличены? Иными словами, парень жив и продолжает дело матери.
– Где же он прячется? И почему?
– Меня это тоже сбивает с толку, – признала она.
Сырая ночь, не мигая, заглядывала черным оком в освещенную комнату. Ева в задумчивости покачала головой.
– Если рассуждать чисто по-житейски, в письмах сказано, что у автора рано умерла мать… тогда можно подозревать Ирину Рудневу. Тихий провинциальный городок может быть как Березином, так и Грачевкой. Далее… Ирину ведь, с ее слов, воспитывала бабушка. В письмах, правда, упоминаются бабушка и прабабушка, но это мелочь.
– Тысячи людей воспитаны бабушками, – возразил Всеслав. – Зато Л. Собакина ничего не пишет о танцах. А Ира Пастухова этим жила. Ясно одно: эти письма – не последние, они еще будут приходить.
– Знаешь что? – спохватилась Ева. – Совсем забыла тебе сказать! Я тут в одной книге отыскала интересный факт в связи с именем персидского царя Артаксеркса I. Царь безумно любил свою жену Статиру, а его мать ревновала. Женщины часто ревнуют своих сыновей к их женам! Так вот, мамаша царя отравила невестку.
– Ты имеешь в виду…
– Не стоит гадать! Нам нужен эксперт, который разбирался бы не только в истории, магии, а еще и в ядах.
– Но медицинские исследования ничего подобного не выявили.
– Искусство тем и отличается от ремесла, что оно достигает совершенства! – глубокомысленно изрекла Ева.
Глава двадцать четвертая
«Славный волк» Рудольф, получив адрес Ершова, прикидывал, как ему поступить – установить слежку за журналистом или… Черт! Есть еще Локшинов. Наблюдать за обоими?
Лицо женщины с фотографии все стояло у него перед глазами, не уходило.
«Она и вправду похожа на колдунью, – думал подполковник. – Если я раз взглянул и забыть не могу, то…»
Он нарочно обманывал себя, лукавил. Лицо Мавры заворожило его, приковало к себе. Это происходило со всеми мужчинами или только с ним?
– Не со всеми, – вынужден был признать господин Межинов. – Просто я…
Мысль обрывалась, не доходя до своего логического конца. Впрочем, в данном случае о логике говорить смешно. Все так перепуталось!
Ночной город блестел электрическими огнями, в их свете все казалось Рудольфу мертвенным. Как он раньше не замечал этого? На тротуарах после ливня стояли лужи, огни отражались в них, как в черных зеркалах. Домой идти не хотелось. Что там, дома? Светлана с заплаканными глазами, спящий сын, остывший ужин. Межинов вспомнил о жене и сыне, как о чем-то далеком. Однако больше идти было некуда. Вокзалы, ночные заведения, гостиницы – вот и весь выбор. Денег, чтобы снять номер до утра, у него не хватит; запах вокзалов вызывал у подполковника отвращение с первых лет службы; ну а про казино, ночные клубы и рестораны – думать нечего.
Мимо проезжали, шурша резиной по мокрому асфальту, легковушки. Межинов поймал такси, назвал домашний адрес. Появилось ощущение неприкаянности, одиночества в огромном городе. Светлана и сын, как ни странно, тоже казались чужими. Он остро пожалел об отсутствии собственного отдельного жилья – пусть хоть одна комнатушка, да своя: делай, что хочешь, ни перед кем не нужно позировать, ни от кого не нужно скрывать истинное состояние души. Может, поехать к Карине?
«Нет, – подумал Рудольф Петрович. – Она уже спит. Ей завтра рано вставать, идти на работу. Да и чем я объясню столь поздний визит?»
Всю дорогу он ломал себе голову, что делал журналист Ершов у дверей Карины? Хотел проникнуть в квартиру? Наблюдал? Или собирался совершить нечто более страшное? Приемный сын Мавры, колдуньи. Не его ли рук дело…
Рассуждать мешало лицо женщины на фото, притягивая к себе внимание.
– Теперь в переулок? – спросил таксист.
Межинов вспомнил о письмах – свернутые в трубочку ксерокопии он держал в руке, совершенно не ощущая этого. Как только не потерял? Мог и в такси оставить.
– Сюда, пожалуйста, – ответил он водителю.
Тот молча въехал во двор. Рудольф Петрович рассчитался, не поворачиваясь, зашагал к подъезду. С деревьев капало, под ногами хлюпала вода.