– «In Liebe Vereint Bis In Den Tod» – «Любовью соединены на смерть».

– Потрясающе! – с иронией воскликнул Межинов. – Я сейчас заплачу!

– А меня эта история захватила с детства, – призналась Карина. – В ней есть какая-то страшная и романтическая тайна. Поэтому, увидев картину, я сразу ее купила.

Ее ответ успокоил жгучую ревность подполковника. Значит, это не подарок. Карина лгать не стала бы, ей доставляло удовольствие мучить его.

– Там сейчас музей? – поинтересовался Межинов, внимательно рассматривая изображенный на картине замок.

– Нет. Кажется, кармелитский монастырь. Кстати, знаешь, как звали эрцгерцога? Рудольф…

Межинову показалось: темная, холодная тень легла на него при этих словах.

– Шутишь? – пробормотал он, не в силах отделаться от накатившей тоски.

Карина медленно, глядя ему в глаза, покачала головой.

– Это не шутка. Эрцгерцог Рудольф, сын императора Австро-Венгрии, и прекрасная баронесса Мария были найдены мертвыми в Майерлинге, в спальне наследника. У них были прострелены головы.

– Представляю себе это зрелище, – прошептал подполковник. – Ты боишься смерти?

– Нет, – легко сказала она.

У Рудольфа Петровича мурашки побежали по всему телу. Он налил полную рюмку коньяка, выпил одним глотком. Черные глаза Карины пожирали его.

– Как идет твое дело о женщинах, умерших при невыясненных обстоятельствах?

– Зависло, – мрачно изрек Межинов.

– У моего… у Игната был день рождения, – сказала Карина. – Мы собирались узким кругом. Серебровы чествовали главу семьи!

Подполковнику давно хотелось спросить, почему Карина называет отца и мать Игнатом и Зоей, а бабушку – Полиной. Она чувствовала себя чужой в семье и, не скрывая, говорила об этом.

– Почему ты называешь своего отца Игнатом?

– А как прикажешь к нему обращаться? Папуля? Они далеки от меня, все трое. Я с детства считала себя кукушонком, подброшенным в чужое гнездо. Не могла дождаться, пока стану самостоятельной, избавлюсь от их опеки.

– Но они любят тебя.

Карина немного подумала, отпивая коньяк маленькими глотками.

– Наверное. Кто же не любит собственных детей? У людей так не принято. Хотя… если честно, я у них как кость в горле. Они ужасно напрягаются при мне, становятся механическими куклами, внутри которых встроен образец поведения. Не дай боже отклониться от него! Впрочем, я не об этом. Терпеть не могу жаловаться! – В ее глазах закипели злые слезы, губы дрогнули. – Понимаешь… Зоя плохо себя чувствовала, за столом она почти ничего не ела и не пила.

– Заболела? – из вежливости спросил Рудольф.

– Похоже на то. Ей было дурно, но она пыталась не подавать виду. И рассказала какую-то дикую историю о призраке, у которого она взяла кольцо. Вот мы сейчас говорили о кольце, подаренном наследным принцем Марии Вечера, и я вспомнила ее слова.

– Твоя мать говорила о призраке? Тебе не послышалось? – удивился подполковник.

– Ну… о чем же еще? Она шла вечером по аллее, вдруг из-за деревьев появилась какая-то безмолвная фигура, протянула ей кольцо и скрылась.

– Куда?

– Она с перепугу не заметила. Сунула кольцо в карман, а потом забыла об этом. Вскоре кто-то позвонил ей по телефону и напомнил о кольце, сказал: «Ты обручилась со смертью!» Как тебе это нравится?

– Совсем не нравится, – серьезно ответил Межинов. – Ужасно не нравится.

– Полагаешь, она это выдумала? У нее «крыша» едет?

Подполковник молчал, сжав зубы. Что происходит? Не хватало, чтобы в семье Карины…

– Твоя мать показывала то кольцо? – спросил он, предвидя ответ.

– Да, – сказала Карина. – Дешевенькое позолоченное колечко. Ширпотреб.

– Говоришь, она заболела? А чем?

– Не знаю. Бабушка считает, что это климакс: сердце пошаливает, обмороки. На фоне кашля получается целый букет.

– Кашель-то откуда?

Карина пожала плечами.

– Бронхит никак не проходит. То стихает, то обостряется.

Господин Смирнов решил никого больше не обременять расспросами и отправился в Березин. Городок представлялся ему тихим провинциальным болотом, с большинством деревянных домов, с маленькой речушкой, текущей между живописных берегов, со старой церковью, с центром из нескольких административных зданий, парой магазинов и запущенным вокзалом. Примерно так все и выглядело.