Я не думала его увидеть. Однако судьба распорядилась иначе.

Кондратьев стоял передо мной. И, как тогда, положение было отвратительным…

Он был все тот же. Здоровый, могучий, уверенный в себе и в своих силах мужик. И в то же время…

Я его запомнила в костюме, этаким чистюлей, даже чуть-чуть пижоном. Теперь передо мной стоял человек в комбезе — грязь на одежде, лице, руки в царапинах. И от него несло какой-то непонятной гадостью. Словно он только что искупался в дерьме.

Я не видела, сколько еще людей находилось в салоне «Тойоты», но по тому, в каком виде были и Раиса, и Кондратьев, я не сомневалась, что сколько бы людей еще там ни находилось, вряд ли они выглядели как-то иначе.

А он после первых слов приветствия продолжал:

— Может, опустишь оружие? А то как бы девчонка не обделалась.

Он заявил это довольно резко, как бы меня в чем-то обвиняя. Словно я виновата в каких-то грехах, от которых страдал и он.

Я не сделала того, о чем он просил. Я не служила больше в ФСБ. И не собиралась никому подчиняться. Из этой службы — уж точно. Если только меня не скрутят и не застегнут на запястьях наручники. Тогда да. Только силой. А иначе — фиг вам. Почему-то в эту минуту, когда я смотрела на майора, у меня появилась страшная ненависть к той организации, которую я сама недавно представляла. Не знаю, почему она возникла. Люди везде разные. Человек, если он рожден им, даже в дерьме останется человеком. А если сукой рожден, куда его ни помести, хоть в самые растепличные условия, — сукой он и будет. Кондратьев был человеком. Тогда откуда же у меня это чувство?

— Может, свалим отсюда? — видя, что я не очень внемлю его словам, вновь заговорил Кондратьев. — И поговорим где-нибудь без свидетелей. Вижу, что наши пути-дорожки вновь сошлись… Если, конечно, не хочешь шума.

И он кивнул куда-то в сторону, не оглядываясь. Интересно, на висках у него, что ли, ещё пара глаз расположена? Или так боковое зрение развито?

Там, куда он кивнул, на самом деле что-то начало происходить. А именно: какая-та дамочка выволокла из здания аэровокзала постового и начала что-то яростно объяснять тому, тыча пальцем в нашу сторону. По всей видимости, эта особа подметила нездоровую, мягко говоря, обстановку у «Тойоты» и поспешила оповестить о ней стража порядка.

Шума я не хотела.

— Мы поместимся в твою тачку?

— Сдвинемся, — хмыкнул Кондратьев.

Я засунула пистолет за пояс джинсов и подтолкнула к машине Марину. Да, пути-дорожки наши вновь пересеклись. И очень хотелось бы понять — почему, отчего и зачем.

В салоне машины сидели еще два человека. Тяжело дышавшая, терявшая последние силы Раиса не в счет. Скорчившись, она полулежала на заднем сиденье.

Кондратьев приказал Витьку — тому, кто находился на заднем сиденье, пухлячок этакий, — чтобы он подвинулся и положил к себе на колени голову Раисы. Потом села Марина. Она сразу же обхватила руками свою сестричку по отцовской линии и нежно прижала к себе; затем стала гладить ее по волосам, успокаивающе, не обращая ни на кого внимания. Я только тут заметила, как побледнела Марина. Когда держала ее под дулом пистолета, лица её я не видела. По тому, как она говорила с сестрой, я поняла: она любит её. Они были до странности похожи. Впитав в себя лишь отцовские гены и напрочь, еще в утробе, отбросив материнские, словно бы заранее отвергая своих матерей и не желая походить на них.

Я втиснулась последней, хлопнув дверцей. Витьку пришлось сидеть едва ли не боком.

Кондратьев сбросил оружие себе под ноги, лихо развернулся и направил машину прочь из аэропорта.

— Пожалуйста, ей нужно срочно в больницу, — не удержалась Марина, обращаясь к человеку за рулем, когда мы отъехали не более ста метров.

Кондратьев ничего не ответил, словно бы и не слышал. Словно ему было наплевать на умиравшую женщину. А в том, что она умирала, не было никаких сомнений.

Раиса лишь слабо стонала. Странно было даже, как эта амазонка еще несколько минут назад с оружием в руках пыталась повелевать из машины. Она полностью выложилась. Отдала последние силы, чтобы увидеть сестру и шагнуть ей навстречу. Мне так казалось. Она хотела увидеть Марину. Может, перед смертью. Кто знает точно, что у нее творится в душе. И вообще, ради чего она подвергала себя смертельному риску.

Но то, что она стремилась увидеть Марину, тут я попала в точку. Потому что когда Кондратьев выехал на трассу, Раиса неожиданно разлепила губы, посмотрела на свою «двойняшку» прощальным взглядом и выдохнула, как отрезала:

— Не получилось у нас, Мариша… Извини…

Глаза её так и остались открытыми. А на лице застыла мертвенно-бледная маска. Мне даже показалось, что я заметила, как небольшой сгусток энергии выпорхнул из полураскрытых уст и устремился прочь из пропитавшегося дрянью салона куда-то ввысь, где ярко, свободно и легко дышится.

Кондратьев приостановил машину и оглянулся. Он будто что почуял.

— Не нужно больницы, — тихо произнесла Марина.

И он всё понял. Правда, никакого сожаления ни во взгляде, ни в позе я не прочитала. Он не произнёс ни слова.

Просто вновь повернулся к рулю и погнал машину на предельной скорости.

Только не в город. А в лесок. Отыскав полянку, он остановился. Чтобы, как я решила, наконец во всём разобраться и поставить точку. Впрочем, я ошиблась. До окончательной точки было ещё далеко.

Солнце клонилось к горизонту. Ветерок приятно щекотал лицо, монотонно шумела листва, убаюкивая своим шелестом.

Девственный лес, нетронутый погрязшим в грехах человеком.

И вот в эту чистоту приехали люди. То есть мы. Со своим оружием и со своими проблемами.

На этой поляне росли пестрые цветы и зеленая трава. Теперь на ней вырастало еще кое-что — небольшая могилка. Которую приказал соорудить Кондратьев двоим из своих «подельников». Имя одного я уже слышала в машине — Витек. Второго он называл Герой или чаще — проводником. Почему так, я не знала и не спешила со своими расспросами.

Двое не стали даже оспаривать распоряжение Кондратьева. Словно уже давно были согласны с его руководящей ролью.

Рыть было нечем. В багажнике «Тойоты» оказались лишь домкрат да небольшой набор ключей.

— Ничего, — заявил Кондратьев, держа в руке автомат и пистолет, — отыщите палок покрепче и расковыряйте землю. Глубоко не нужно. Лишь прикрыть тело.

Хотя бы так. От стенаний Марины, что все же следует похоронить по-человечески, он отмахнулся, заявив, что к погибшей особе по большому счёту не питает особых симпатий, а сложись всё по-иному, то она его вообще не укрыла бы даже горсткой земли, а оставила валяться на закуску вонючим навозным червям.

Витёк и Гера торопливо расковыряли на полметра мягкую почву, уложили на дно тело Раисы, накрыли его валежником и сверху присыпали землей, соорудив что-то вроде могилки: холмик, а сверху — перевязанные крест-накрест два прутика.

— Ну-с, — произнес после этого Кондратьев. — А теперь, Витёк, тащи сюда кейс и «ноутбук». Да живо.

А сам сел возле могильного холмика, положил рядом автомат, пистолет и неторопливо обвел всех цепким взглядом человека, владеющего ситуацией.

— Садись. Разговор будет долгим.

Марина уже сидела возле холмика и что-то шептала побелевшими губами. Наверное, прощалась с сестрой.

Гера плюхнулся неподалеку. Метрах в двух от него расположился Витек с двумя чемоданчиками.