И она выдержала. Она воистину оказалась жилистая.

А в самом аэропорту их ждала новая неожиданность. К которой не были готовы ни мужчины, ни женщина.

Сначала она приказала припарковаться у въезда на территорию аэровокзала. Открыла боковое окно и высунула руку, свободную от оружия.

— Долго будем сидеть? — поинтересовался Руслан, пытаясь сообразить, как бы эту заразу в женском обличье обезвредить.

— Заткнись, — бросила она, не опустившись до объяснения.

А затем Руслан увидел, как от здания аэровокзала к ним направляется женщина. И оторопело заморгал глазами. Удивление появилось и на лице Геры. Да и Витек, забившийся в угол на заднем сиденье, как велела женщина, увидев через лобовое стекло приближающуюся фигуру, округлил глаза.

По асфальтовой дорожке, отбивая туфельками дробь, двигалась женщина, как две капли воды похожая на ту, которая сидела сейчас, раненная, на заднем сиденье «Тойоты»

— А в рот мне ноги дикого вепря, — выдохнул Руслан. — Это еще что за фигня?

Двойняшка первой остановилась у открытого окна, наклонилась и улыбнулась, встретившись глазами с женщиной в машине.

— Рая? Я думала, ты не приедешь. Всё в порядке?

И увидев, как та болезненно поморщилась, поняла, что у неё далеко не всё в порядке. И Раиса подтвердила:

— Не совсем, Мариша. Ты поможешь мне выбраться. И мы уйдём…

Она открыла заднюю дверцу и посмотрела на своих «подчиненных»:

— А вы сидите в машине — и никуда. Иначе пальну… И кейсик сюда…

Но уйти Раисе не удалось.

А Руслан в очередной раз крякнул. На этот раз явно довольный.

Позади Марины, словно из-под земли, выросла ещё одна женщина, которая недвусмысленно ткнула оружием в висок Лазутиной и твёрдо, с металлом в голосе проговорила:

— Всем — не дёргаться! Особенно вам, сучки-«близняшки»…

Я стою в аэропорту. Передо мной интересная компашка. А в руках у меня оружие. Но до этого…

До этого был карьер. И в меня целился Лазутин — через ночную мглу.

Я нащупала туфелькой опору на сползающем вниз склоне карьера и успела сделать то, что хотела. В конце концов, не зря же я сюда приезжала накануне и осматривала эту проклятую, наполненную известью пропасть. Пусть думает ублюдочный банкиришка, что я тупая, безмозглая сыщица, которая готова подставить свою башку под любую пулю.

Фиг тебе, майн фройнд.

Я упала животом на склон как раз в ту минуту, когда темноту прорвала, как грозовая молния осветила, вспышка, и тут же кожей почувствовала, как просвистело чуть повыше моей головы. Я ойкнула, совсем натурально, будто кусочек свинца угодил мне в грудь, и сбросила с ног туфельки — сначала одну, потом другую (пришлось расстаться, да и неудобно было в них, такие заразы, на каблуках, достаточно, что сумочка болталась на плече, сковывая движение, но с ней расстаться — никак нельзя), — туфли полетели вниз и гулко шлепнулись сперва о железный верх машины, а затем слабо хлюпнули, угодив в негашеную известь. Получилось неплохо. Девица полетела вниз — и делу конец.

Урод. Ах же ты, ублюдок недорезанный. Ну погоди, ну погоди, дай мне только отсюда выбраться.

Мои ноги опустились по склону еще ниже, так что голова оказалась почти на уровне берега, и уперлись в очередной твердый выступ. Не отрывая туловища от поверхности склона, чтобы тот, кто стрелял, не мог видеть моих телодвижений, я стала осторожно, вспоминая, как, где и что расположено на покатом склоне карьера, продвигаться вправо.

Я услышала шаги. Лазутин подходил к берегу карьера. Захотел, сволота, убедиться — достигла ли пуля цели. Давай, давай, попробуй посмотри.

Я продвинулась ещё немного, затем опустилась пониже. Кажется, здесь. Точно. Небольшая ниша, где-то в полуметре от края спуска в карьер. Ее я подметила ещё раньше. И именно к ней тащила свое тело.

Оп-па. Я нырнула в нишу и затаила дыхание, прислушиваясь к сердцебиению. Ох же ты, мое сердечко, стучит, хорошее, стучит, значит, жива, значит, пока еще дышу.

Шаги наверху затихли. И в следующее мгновение темноту рассёк луч фонаря. Я прижалась всем телом к задней стене ниши, затаилась как мышь: это укрытие — мой последний шанс. И Лазутину теперь отступать дальше некуда…

Луч фонаря прошелся по пологому спуску и задержался внизу, там, где торчал из извести зад багажника машины.

Световое пятно сместилось и застыло в другом месте. Известь, словно трясина болота, в этом месте как-то странно пузырилась, словно заглатывала свою добычу. Наверняка именно туда угодили мои туфельки.

Интересно, о чем думает банкиришка? Радуется, что это надо мной сомкнулась едкая, пожирающая плоть масса? Или всё ещё не верит, опасается.

Что ж, поди проверь. Спустись, покопайся в извести. Что, слабо?

Слабо…

Луч фонаря еще раз прошелся по склону, упал вновь на дно, а затем исчез.

Я услышала удаляющиеся шаги. Лазутин уходил. Он решил, что сделал всё так, как задумал. И вышел победителем.

Я уже перевела дух, но вновь услышала шаги. Чёрт побери! Неужели он решил вернуться?

Да, он решил, но не просто вернуться. Я поняла — зачем. До меня донесся характерный шум, свидетельствовавший о том, что кто-то подметал место расправы. Молодец, банкиришка. Всё делает так, как я ему велела. Заметает за собой следы.

Затем шаги Лазутина вновь удалились и смолкли окончательно.

Я сидела и ждала. Я не решалась вот так сразу вылезти из укрытия. Я боялась, что эта сволочь все же решил немножко выждать, а вдруг что-то показалось ему подозрительным?

Не знаю, сколько прошло времени, но наконец я сказала себе: хватит, старушка, так ты тут, чего доброго, рассвет встретишь, в этой замечательной нише. А еще, чего доброго, приволокутся ребятки Лазутина, которые думают, что это ты, красавица, — то бишь платиновая блондинка — прихлопнула их хозяина в мотеле.

И я стала выкарабкиваться наверх.

Лазутина не было. Он не стал выжидать. По всей видимости, сам боялся, что долгое стояние здесь может привести к нежелательным последствиям. Да и посчитал, что, без сомнения, попал в цель и счастливо отвязался от единственного свидетеля своей «смерти».

Я не стала ничего осматривать у карьера, решив, в свою очередь, что задерживаться здесь не стоит. Попадешь в руки бойцов Лазутина, разорвут на части — ничем не склеишь.

И я потопала, взяв направление на близлежащую железнодорожную станцию.

Проклиная на чём свет стоит банкира, которому до последней минуты всё же доверяла. И нахваливая себя — какая все же умница, успела укрыться в нишке. Слава богу, вспомнила о ней в нужный момент.

Камешки резали ступни, и я морщилась, словно в кожу мне впивались раскаленные гвозди.

Не было фонарика, и приходилось ориентироваться лишь по луне, блеклый свет которой освещал пространство.

Шумели где-то неподалеку деревья. А я продвигалась вперед. По траве, потом по выщербленной