– Есть ли в вашем собрании книжном что-либо особо любопытное? – решил ковать железо, пока горячо.

– Это, к примеру, что? – прошамкал набитым ртом библиотекарь.

– Вам как хозяину виднее, – уклонился от прямого ответа парень.

Самого же так и подмывало задать вопрос об «отреченных» книгах.

– Есть печатная Библия, трудами Ивана Федорова изданная, – зачал перечислять книжник. – Летописные своды времен Василия Темного и государя Иоанна Васильевича. Молитвослов греческого письма, сказывают, самого благоверного князя Владимира Мономаха. Еще латинского и немецкого письма книги…

В другой раз господин копиист непременно бы заинтересовался всеми этими сокровищами. Однако сейчас голова была занята иным.

– Сказывают, хранятся здесь некие книги из собрания патриарха Никона, – осторожно забросил удочку. – Он ведь у вас отбывал заточение…

– А кто сказывал? – напрягся Савватий и даже чуток протрезвел.

Иван мысленно вознес хвалу небесам, что не пожадничал, не стал допивать баронова зелья. Радушно протянул чернецу флягу. Тот не стал отнекиваться. Булькнуло так, что Барков не успел и оглянуться.

– Так кто молвил? – уже менее грозно осведомился библиотекарь.

– Брат Зосима из Белозерского, – соврал, недолго думая.

– А-а, – успокоился при имени коллеги инок. – Так бы сразу и говорил. Истину тебе рекли. Были здесь такие книги.

– Были? – вытянулось от дурного предчувствия лицо поэта. – И что ж с ними сделалось?

Собеседник развел руками.

– Сплыли.

– Небось в Горний Покровский передали? – едва не сплюнул от досады Иван.

И снова протрезвел взгляд брата Савватия.

– Ты откель про то ведаешь?

– Да все от рекомого ж Зосимы.

Монах почесал сначала лоб, потом поскреб затылок. Снова вернулся ко лбу.

– Нет, – затряс головой. – Не в Покровский. Хотя оттуда в минувшем году и был запрос…

– Тогда куда ж?

В ответ раздался поток горестных всхлипов и вздохов. Библиотекарь, видимо, не решался ответить:

– Провалились они…

Эк его разобрало-то от шнапса. Плетет несуразицу.

– Сгинули в болоте…

Смутная догадка забрезжила в голове Баркова.

– Это не в проклятой ли часовне? – осторожненько бросил камешек.

И попал.

– В ней самой…

Низложенный патриарх Никон даже в ссылке держал себя грозно и важно. Ровно не лишился всего в одночасье. И богатства, и власти небывалой, и царской милости.

Ох, и доставалось же от него на орехи братии Фарафонтова монастыря! То одно удумает, то иное, то третье. И при этом требовал полной себе рабской покорности, словно он по-прежнему восседал на патриаршем престоле. Даже обращаться к нему велел не иначе, как «государь» и «ваше величество». Так, как еще недавно именовал своего лучшего друга и духовного наставника подлинный государь и самодержец Алексей Михайлович.

Что ж, иноки терпели и покорствовали. Ибо каких только чудес не бывало на Руси-матушке. Глядишь, и оттает сердце царское. И призовет он былого советчика к себе на Москву, повелев вернуть все прежде отнятое.

Оно, конечно, не так мало у Никона и осталось. Надобно было поглядеть, в каких ризах расхаживал он по скромной обители. Из золотой парчи, шитой самоцветными каменьями. Да на какой посуде ел. Из кованого злата-серебра. Ну и в харче себя отнюдь не стеснял. По его указу ловили на Белозерье и доставляли к «патриаршему двору» лучшую рыбу, отстреливали в лесах отборную сытую дичь, привозили из столицы и из зарубежья тонкие вина. Отчего б и не жить в свое удовольствие?

Но скучно было привычному к всеобщему вниманию и поклонению Белозерскому заточнику. Ох, ску- учно! Маялся до сердечной тоски.

Где-то там, в центре, бушевала настоящая жизнь. Кипели страсти, затевались громкие интриги, кто-то заканчивал начатую им борьбу с раскольниками…

А он…

Загнанный, точно волк, в один из самых глухих углов царства-государства, куда и свежие вести идут столь долго, что успевают за это время плесенью покрыться.

Вот и стал Никон приискивать себе занятие, чтоб хоть чуток развеяться от тоски-печали. Сначала строительством заинтересовался. Лично руководил возведением для его персоны хором в двадцать пять комнат. Потом повелел посреди озера насыпать искусственный остров крестообразной формы.

Но и этого неугомонному святителю показалось мало.

Об эту пору ему как раз доставили с его московского подворья целый воз книг. Часть из них Никон милостиво передал в монастырскую вивлиофику. Иные же, числом около двух десятков, спрятал в особый, с хитроумным замком, сундук, стоявший в опочивальне бывшего патриарха. И доставал тогда, когда рядом не было никого из посторонних.

Братия стала замечать, что владыка как-то поутих. Бродил хмурой тенью по обители и что-то бормотал себе под нос. И ухмылялся гадко и зловеще, грозя кому-то невидимому кулаком.

В конце концов явился к отцу игумену и приказал построить на берегу озера часовню для личных нужд, чтобы там мог молиться в уединении. Дело-то благое, отчего б настоятелю было не подчиниться.

Меньше чем за год возвели. Хотели освятить, как полагается, да только Никон раскричался-расшумелся, что майская гроза. Сам освящу, говорит. Неча поперек воли князя церкви идти!

Ну на нет и суда нет. Отступились.

Однако ж замечено было, что таинственный сундук перевезли из личных Никоновых покоев в часовенку.

Затворился там патриарх и даже о еде-питье забывал, Предаваясь своим мудреным занятиям.

А чего мудреные? Так как же их назвать иначе, ежели для них святителю из окрестных деревень доставляли всевозможные травы да коренья, ну, и камни всякие.

Игумен несколько раз посылал особо смышленых братьев, чтоб разведали, что там да как. Двое вернулись ни с чем, а третий так и вовсе сгинул. Долго искали, но та и не нашли. Наверное, утоп в болоте.

Только после этих случаев завел патриарх особую охрану. Откуда-то выписал дюжину здоровенных рыжих псов. Злющих таких. Хуже волка или рыси. Но каких-то безголосых. Не лаяли вовсе. Оно и плохо. Когда человек слышит собачий лай, так хоть приготовиться может или схорониться. А тут налетали, аспиды, неслышными тенями и рвали человека в куски. Один патриарх с ними справляться и мог.

Зачали люди эту часовню десятой дорогой обходить. В особенности же страшились приближаться к ней ночью. Ибо слышались из часовни странные и страшные звуки. Точно вопли мертвецов и скрежет зубовный.

Настоятелю все это, знамо дело, не по душе было. Даже писал архиепископу в В-ду, но не получил ответа.

В конце января 1676 года случилось дело небывалое. Вдруг среди ночи разыгралась страшная буря. Перепуганные иноки, зря, как полыхает зимнее небо молниями (дело невиданное и неслыханное!), истово молились, прося у Господа милости. Решили, что настал конец света. Отец игумен велел служить заупокойную. Громко и тоскливо били колокола…

Так продолжалось некоторое время. А потом все разом кончилось. Ровно и не было ничего.

Наутро же обнаружили, что Никонова часовня ушла под землю. Провалилась по самый крест. Самому

Вы читаете Девичьи игрушки
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату