Великого Князя с доверенными ему лицами, ведущими работу в России.

3. Несмотря на сильное распространение в Армии монархических чувств, Главное Командование должно твердо держаться заветов генералов Корнилова и Алексеева и не предрешать вопроса 'какою быть России'.

4. Объединение вокруг Великого Князя Николая Николаевича как 'главы, в будущем, русского национального движения' должно быть, возможно, более широким и включать 'всех несоциалистических, государственно мыслящих элементов'.

Для дальнейших переговоров с великим князем лучшей кандидатуры, чем Миллер, не было, с чем согласился и сам Николай Николаевич. В мае 1923 года генерал Врангель публично и официально объявил о своей готовности идти за великим князем Николаем Николаевичем. Он направил к нему генерала Миллера, чтобы тот доложил взгляды главкома Русской армии на значение и характер будущего политического объединения. Поездка Евгения Карловича во Францию была плодотворной. На встрече с великим князем он, опытнейший дипломат, когда-то прекрасный царедворец, провел в жизнь все идеи Врангеля. После образования объединения Врангель предполагал остаться 'лишь старшим солдатом 'великой и немой армии', — вне политики, не ответственным за то, если это знамя будет заменено другим', с него должна была быть снята всякая политическая, финансовая и другая работа, не связанная непосредственно с Русской армией. Врангель настаивал также, что идеология его армии, будучи ныне определенно монархической, 'разнится от идеологии старой императорской армии; старыми путями подходить к ней нельзя'. Касаясь казачества, он считал, что, хотя 'самостийности в казачьих массах нет', необходимо сохранить 'исторически сложившиеся условия быта казаков'.

В это время в свете сближения с великим князем Николаем Николаевичем генерал Миллер и генерал Шатилов переезжают из Сербии в Париж, а вместе с этими двумя довереннейшими лицами Врангеля во Францию переходят и некоторые функции штаба Русской армии.

Здесь Миллер энергично принялся за решение вопроса разведывательно-информационной работы, ведущейся военными представителями Врангеля разных странах. Главком Русской армии не хотел, чтобы эта деятельность делалась его именем и при участии штаба. Человек щепетильнейший, он, не имея об ее нюансах подробных сведений, необходимого доверия к некоторым резидентам, не считал себя вправе такие операции нравственно поддерживать. Особенно это касалось России, и Миллер пока утрясал двояко: или врангелевцы прекращали заниматься разведкой на заграничных территориях, или заменялись ненадежные резиденты.

Евгений Карлович всецело был на стороне Врангеля в этом отграничении, чтобы штаб смог всецело сосредоточиться на заботе об эмигрантском русском воинстве. Главком ценил эти четкие действия опытнейшего военного администратора Миллера, чем редко выделялись боевые белые генералы. Как обычно, доверительно и нелицеприятно Врангель писал, например, Миллеру в июле 1923 года:

'Всю жизнь я привык нести ответственность за свои действия, и никогда не подписывал имени моего внизу белого листа, хотя бы этот лист был в руках самого близкого мне человека'.

На отношения между генералами Миллером, Шатиловым и главкомом бароном Врангелем своеобразный отпечаток накладывала особенная роль генерала от кавалерии П.Н.Шатилова, являвшегося самым близким другом Врангеля, его «фаворитом», 'вторым «я» и т. п., как злоязычно упоминали этого самого приближенного к главкому генерала, все же смещенного Врангелем в Сербии с начальника штаба. П.Н.Шатилов, родившийся в 1881 году, окончил Пажеский корпус, откуда был выпущен хорунжим в лейб- гвардии Казачий Его Императорского Величества полк, потом — Академию Генштаба. Участвовал в русско- японской войне и Первой мировой, в конце которой был генерал-квартирмейстером штаба армии, Георгиевским кавалером. Начал воевать в Добровольческой армии генерал-майором с лета 1918 года. Главком Врангель, освобождая Шатилова с должности начальника штаба в марте 1922 года, заменяя его генералом Миллером, писал в приказе:

'С именем Генерала Шатилова связаны блестящие дела 1-й конной дивизии и 1-го конного корпуса на Северном Кавказе. Великокняжеская операция, послужившая толчком к наступлению на всем фронте Вооруженных Сил Юга России, славная Царицынская операция, в которой возглавляемый им IV-й конный корпус непрерывно был ударным, неблагодарная задача по отстаиванию Царицына в тяжелой обстановке, в качестве Начальника Штаба сперва Кавказской, а затем Добровольческой Армии, в трагические месяцы жизни последней, генерал Шатилов непрерывно мне сопутствовал. Разделив со мною тяжесть изгнания, он прибыл в качестве моего помощника в Крым, чтобы разделить бремя труда и ответственности; когда потребовалось, — стал Начальником Штаба и в качестве такового провел все трудные операции до самой тяжелой — эвакуации Крыма включительно. Своим расселением в славянских странах армия всецело обязана Генералу Шатилову.

Сердечно благодарю Тебя, дорогой друг Павел Николаевич, и твердо верю, что когда счастье и благополучие нашей Родины потребует от русских людей полного напряжения их сил, ты, не колеблясь, придешь на мой зов, и, как всегда, будешь беззаветно работать там, где всего труднее'. Оказавшись вместе с начштаба, официальным помощником Врангеля Миллером в Париже, Шатилов, числящийся теперь лишь 'в распоряжении Главнокомандующего', был раздражен своим положением неофициального 'доверенного лица' главкома, лишь его 'политического информатора' по парижским делам. Он пытался представить себя здесь наиболее влиятельной и знающей персоной, отправив, например, в октябре 1923 года строго конфиденциальное письмо Врангелю со своеобразным анализом окружающей его обстановки. Шатилов писал, что великий князь Николай Николаевич 'смотрит на все чужими глазами и потерял чистоту взглядов', что тот 'вовлекается в орбиту политиканства, подозрений и опасения обвинения с одной стороны в бонапартизме, а с другой стороны — в чрезмерной либеральности, даже республиканстве'. Шатилов едва ли не психоаналитиком указывал, что великий князь, 'пребывая в состоянии пассивности в тех случаях, когда нужно так или иначе сказать свое слово, проявляет деятельность, когда нужно молчать'.

В письме Шатилов наносил удар по авторитету официального врангелевского представителя Миллера, к которому великий князь якобы «охладел», потому что доклады Евгения Карловича ему утомительны и 'чрезвычайно тяжелые по форме'. Дело дошло, вроде бы, до того, что Николай Николаевич без уведомления Врангеля стал вместо Миллера с удовольствием принимать докладчиком генерала И.А. Хольмсена, а тот был должностным миллеровским подчиненным. Генерал Шатилов стал считать неизбежным раскол в еще не оформленном союзе Врангеля и Николая Николаевича, указывая на ослабление в нем левых сил. Заключал он это письмо, пророча о великом князе — В.К.:'Расчищая себе, путь к В.К., правые монархисты достигнут лишь его изоляции от других элементов эмиграции и отчасти от армии…'

Словом, бывший лучший друг Врангеля из-за уязвленного самолюбия лез не в свои дела, сбивая с толку во Франции его собеседников-политиков. Шатилов сумбурно вырабатывал некий собственный план действий, всех запутывая. П.Н.Врангель со всей откровенностью писал по этому поводу Миллеру:

'Что же касается Шатилова, то убедительно прошу тебя найти способ, не затрагивая его самолюбия, удержать его от участия в политической работе. Ты знаешь, как он мне близок. Я знаю его ценные качества, но хорошо знаю и его недостатки. Умный, отличный работник и горячо преданный нашему делу, он лишен качеств, необходимых для общественно-политической деятельности — тех самых качеств, которыми в полной мере обладаешь ты'.

К концу лета 1923 года генерал Миллер закончил заграничную реорганизацию: с военных представителей Врангеля была снята вся политическая и разведывательная работа, теперь они должны были заниматься только вопросами, непосредственно связанными с армией и заведованием офицерскими союзами. В циркуляре Врангеля Миллеру от 13 ноября главком указывал: 'Размежевать работу и ответственность'. Теперь требовалось разобраться с этим на уровне великого князя. Если Николай Николаевич становится руководителем их объединения с Врангелем, Миллеру было необходимо передать названному князем лицу все разведывательные и информационные отделы, снимая с Главного командования армии дальнейшую за них ответственность. Если же Николай Николаевич уклонится от руководства, всю развед-информработу следовало сосредоточить в руках Главного командования. Великий князь на эти темы не говорил ни «да», ни «нет». Тогда генерал Врангель собрал 16 декабря 1923 года в своем штабе в Сремских Карловцах совещание представителей армейского командования и воинских союзов разных стран, где сделал заявление, которое распространялось потом циркулярным распоряжением. В нем, в частности, указывалось: