— Отлично. Тогда не будем тратить времени понапрасну. Вы понимаете, что для наших предков угроза с юга была одной из страшнейших. Ладно, поляки подходили к Москве при Михаиле Федоровиче. Отступили и больше там не показывались. Но татарская угроза висела над Воронежем еще больше столетия, до царствования матушки Екатерины. Пока Крым не оторвали от Турции, пока не присоединили официально к России.

— Все-таки непонятно мне — при чем здесь Кавказ?

Георгиадис поморщился:

— Мы говорим с вами о границах империи. Даже из Петербурга видно, хотя и не всем, что именно Главный Кавказский хребет — естественная граница России с юга. Крепость, устроенная самой природой. Взять ее будет сложно. Но потом можно будет выстроить упорную оборону и уже не бояться подвижек с любой стороны — что Турции, что Ирана.

— Зачем же мы пришли в Закавказье?

— Прежде всего потому, что нас попросили. Думаю, что для здешнего населения лучше все-таки мы, чем турки и персы. Несчастная земля, где постоянно кто-то воюет. Султаны с падишахами, ханы с беками. А что остается, забирают горные удальцы. Если нам удастся устроить здесь мир, через два поколения все забудут, что путь сюда нам прокладывал меч. Другого выхода нет ни у нас, ни у них. Дагестанцы разбили три четверти века назад авангард Надир-шаха и потому считают себя непобедимыми. А мы, кстати, не можем оставить свободным проход между Кавказом и Каспием. Эти ворота необходимо захлопнуть и запереть. Но только лишь наши войска появляются у Дербента, на ближайших гребнях встают тысячи местных воинов.

— Их можно понять, — вставил Новицкий.

— Да — можно! Но нужно понимать прежде всего своих! Мне точно так же жаль этих людей, однако их поражение неизбежно. Вопрос только в цене, которую придется заплатить за новый порядок — им и нам. Но мы отвлеклись, Сергей Александрович. Наша с вами проблема, к счастью, не так обширна. Что же этот Измаил-хан?

Новицкий встряхнул головой, отбрасывая страшные видения, мелькавшие перед глазами: моря, горы и степи, невероятные толпы людей, двигавшихся через все стороны света, десятки и сотни тысяч наездников, сходившихся в кровавых сражениях, крики людей, звон и скрежет оружия, скрип тележных осей, рев буйволов и верблюдов… Георгиадис сумел затронуть его воображение, и теперь ему казалось, сама История движется перед ним своей безжалостной поступью, равнодушно перешагивая годы и судьбы, отсчитывая века и народы… Артемий Прокофьевич ждал, пока собеседник очнется.

— Он невозможен, — наконец ответил Сергей. — Он жесток, развратен и совершенно неуправляем. Он носит мундир русского генерала, но ни разу не приводил войска нам на помощь. Он получает от нас жалованье и подкармливает разбойников из Белокан. В глубине души он уверен, что мы его опасаемся. И это, в общем-то, правда. Вот-вот начнутся действия в Дагестане, и шекинский хан способен в любой момент ударить нам в спину.

— Вот-вот, — закивал печально Георгиадис, — а вы в такую минуту позволили себя подстрелить. Что же, Ермолов не может его сместить?

— Алексей Петрович резко высказал ему свое недовольство, но и только. Очевидно, он опасается, что более решительные действия могут испугать соседних властителей — ханов ширванского, кубинского, кюринского. Тех, что пока вполне держат нашу сторону.

— Следовательно, командующему Кавказским корпусом нужна ваша помощь…

Мадатов вошел в гостиницу и огляделся. В нижнем зале шумно обедали заезжие случайные люди. Несколько компаний наперебой требовали вина, хлопали пробками и звенели бокалами. Никого знакомого не увидел, хмуро кивнул низко поклонившемуся пузану в грязной черкеске, прошел в бильярдную. Там катали шары изрядно захмелевшие молодые люди, офицеры, чиновники, потомки знатных фамилий города. Эти дружно прокричали князю «ура!», на что Валериан позволил себе улыбнуться.

Пересек комнату в два-три широких шага, заглянул за перегородку, где собирались любители «прокинуть по маленькой». Спросил, не видал ли кто графа Бранского? Пехотный капитан в расстегнутом мундире положил колоду, вынул изо рта трубку и объяснил учтиво, что граф в этой комнате редкий гость, предпочитая другое общество, а главное, совершенно иные ставки.

— Впрочем, вы можете его найти, ваше сиятельство… — И он назвал несколько адресов, уже известных Мадатову.

Валериан покинул бильярдную, снова пересек залу, миновал конторку, за которой трудился, переворачивая листы книги, один из многих хозяйских помощников. Тот даже не углядев, а только еще почувствовав приближение генерала, скатился с высокого табурета, выпрямился, склонил голову и застыл на те несколько секунд, что Мадатов мог его видеть.

Софья Александровна ждала его в номере, что они сняли несколько дней назад, только появившись в Тифлисе. Ермолов предлагал им остановиться в его дворце, и Валериан было заколебался, не решаясь отказать прямо. Софья, почувствовав неуверенность мужа, поддержала его, заявив, что ей самой было бы, наверно, удобней поселиться в гостинице, где она могла бы свободнее располагать своим временем, не ищущая необходимости договариваться лишний раз. Ермолов, дослушал ее, усмехнулся и поворотился к Мадатову:

— Умна твоя жена. Ничего не скажешь, умна, — повторил он с видимым удовольствием. — Оттого я холостым и останусь.

Когда Валериан открыл дверь, Софья повернулась к нему от окна, разом захлопнув книгу.

— Только вообрази, его нет нигде!

Мадатов отстегнул саблю; бросил ее на тахту, подошел к жене, поцеловал в щеку, шумно вдохнул теплый запах волос и опустился на стул по соседству:

— Объехал с утра весь город. Не нашел ни в духанах, ни в гостиницах. Даже картежники говорят, что не видели уже второй день. В канцелярии у Рыхлевского сказали, что отозван по службе. Когда же вернется, никто не знает.

— Мы можем и подождать, — заметила Софья ровным голосом.

Мадатов быстро взглянул на нее, но тут же опустил взгляд, опасаясь совсем утонуть в слишком хорошо знакомых ему серых глазах.

— Спасибо, что ты так меня понимаешь. Я могу ждать неделю, месяц, год. Алексей Петрович только не может. Завтра уезжаем из города.

— Вдвоем?

— До Гянджи вдвоем. Дальше ты поднимешься в Шушу, а я соберу свой отряд и пойду через горы к Каспию.

— Снова война?

— Почему снова? — удивился Валериан. — Разве здесь когда-нибудь она прекращалась?

— Хорошо. Тогда я сейчас скажу Даше и Василию, чтобы они собирались в дорогу.

— Скажи, скажи. А я сейчас отдохну и поеду к Ермолову.

Валериан поднялся и прошел в соседнюю комнату, где растянулся на тахте, сняв одни сапоги и распустив воротник мундира.

— Странные люди женщины, — пробурчал он уже в полудреме. — Одни хватают за руки, только потянешь саблю из ножен. Другие спокойны, словно сами уже десятки раз выходили к барьеру.

Оставшись одна, Софья Александровна достала заложенную между страниц книги записку и перечитала:

«Не волнуйтесь. В ближайшее время они не встретятся. Счастья и спокойствия вам обоим». И подпись — несколько ровных букв, срывающихся вдруг в конце на лихой росчерк…