Новом царстве своей вершины, хотя уже при IV и V династиях многие художники были в состоянии творить в этом отношении чудеса: об этом свидетельствуют диоритовая статуя царя Хафры (Хефрена) и маленькая статуя из того же материала в Берлинской коллекции.
Тем не менее египетскому скульптору было небезразлично, с каким материалом работать. Не случайно среди имеющихся у нас статуй те, которые гораздо лучше остальных, выполнены из дерева или известняка: за время долгого и утомительного труда, необходимого, чтобы справиться с гранитом или диоритом, мастер терял значительную часть своего вдохновения. Египтяне сами знали это, и, если кто-либо из них выбирал, особенно для общественных монументов, самый твердый камень, он делал это по причинам иного рода. С одной стороны, он желал использовать «вечные камни», чтобы монумент существовал бесконечно, и этим увековечить имя и образ монарха; с другой стороны, его радовал красивый цвет этих благородных видов камня, который становился заметен после их хорошей полировки. Как высоко египтяне ценили это свойство твердого камня, они показали тем, что сделали этот материал единственным исключением из правила, которое применяли ко всем остальным: только твердый камень они не окрашивали[378]. Что все статуи, рельефы и элементы декора надо раскрашивать, египтянам не казалось само собой разумеющимся, и, кроме названных выше ценных пород камня, они почти никакой материал без краски не оставляли. Таким образом, египетские скульптуры и постройки в своем нынешнем неокрашенном виде производят на нас совершенно иное впечатление, чем первоначальное, которое они должны были вызывать по замыслу своих создателей; но неизвестно, хуже или нет для них эта перемена.
Я уже отметил, что даже современные художники едва ли разбираются в обработке камня так же хорошо, как египтяне. Это тем более замечательно, что египтяне работали самыми примитивными инструментами, и у них высокое качество исполнения достигалось благодаря неистощимому терпению. Все египетские рельефы и все статуи были созданы маленьким металлическим резцом с деревянной рукояткой и деревянным молотом[379], а для полировки поверхности долго терли кусочками кварца[380]. Даже если египтяне и применяли в помощь этим несовершенным инструментам всевозможные технические ухищрения, работа должна была быть очень трудной и долгой. Несколько незаконченных статуй свидетельствуют нам о том, что это так и было[381]; только для известняка скульпторы могли использовать крупные молоты, чтобы придать камню нужную форму, но от твердого камня они должны были отсекать крошечные осколки острым резцом.
Скульпторы эпохи V династии. Из гробницы Ти (согласно Перро – Шипье)
Египетские скульпторы также проявляли большое мастерство в преодолении трудностей, созданных плохим материалом.
У них для этого было очень много возможностей, поскольку им часто приходилось строить мастабу из грубого мемфисского известняка или вырубать гробницу в склоне скалы, камень которой был слишком зернистым для тонкой резьбы. В таких случаях скульпторы высекали свои рельефы или статуи в самом грубом виде, а затем покрывали слоем хорошей лепнины, из которой и выполняли детали форм. Такой же лепниной они покрывали и крупные деревянные скульптуры, поскольку на узловатой древесине сикомора трудно было получить поверхность такого качества, чтобы на нее можно было нанести краску. В одном отношении история древнеегипетского искусства всегда будет недописанной. Верно то, что мы можем определить, какие работы принадлежат к одному и тому же периоду времени или к одной и той же школе, и что иногда мы можем предположить, что узнаем руку одного и того же мастера в двух разных работах[382], но вряд ли мы можем надеяться, что когда-нибудь станем знать больше, и сами художники навсегда утрачены для нас. Лишь в немногих случаях мы видим художников или скульпторов с подписанными рядом их именами среди второстепенных фигур на изображениях в гробнице и тогда предполагаем, что эти люди создавали саму эту гробницу и увековечили себя в ней таким образом. Так, например, в могиле управляющего имуществом матери царя Эхнатона изображен Эуте,
Эуте – главный скульптор матери царя (согласно L. D., iii. 100)
Однако было бы неверно сделать вывод, будто египтяне меньше гордились своими произведениями искусства, чем греки.
Правда, в учебнике для ученых писцов выражено большое презрение к «этому глупому занятию», но в действительности положение художников в обществе было, как правило, совсем не низким. Во времена Древнего царства их главой считался мемфисский верховный жрец; он действительно носил титул «главного начальника художников» и на самом деле исполнял эту должность. Вполне объяснимо, что в обязанности этого высокого духовного лица входила забота об искусстве, поскольку так же, как его бог Птах считался художником среди богов, так и главный служитель этого бога непременно должен был быть главным художником; точно так же служители богини правды в те же времена были блюстителями правосудия. Художники более низкого звания во времена Древнего царства тоже охотно называли себя в честь своего божественного прототипа[383]. Если бы мы могли сделать какие-нибудь предположения о фактах по жреческим титулам более поздних времен, мы пришли бы к заключению, что так же было во все периоды, поскольку все время, пока существовал верховный жрец Птаха, он назывался «главным начальником художников». Но мы едва ли можем поверить, что это было так: в более поздние времена художники были организованы иначе, хотя Птах из Мемфиса оставался их небесным покровителем[384].
В эпоху Среднего царства, при XI династии, нам встречается Мертесен, «начальник художников, художник и скульптор»[385], который хвалится особенной силой своего художественного дара. Он был «художником, мудрым в своем искусстве и достигавшим первенства в том, что он знал»; он понимал, как нужно показать, что его фигуры идут или стоят неподвижно, и владел ремесленными тайнами мастерства. Помимо Мертесена, мы узнаем еще о нескольких художниках примерно того же времени[386], например, об особом «художнике царского дома» и еще об одном, который называет себя начальником некрополя в Абидосе, и потому этот город, вероятно, был местом его работы. В эпоху Нового царства мы обнаруживаем «начальника всех художников царя», и в его гробнице изображены все мастерские, в которых вырезались и расписывались все необходимые архитектурные детали «для всех зданий, находившихся под его управлением». Как правило, художники этой эпохи числились в штате казначейства, и главный царский «начальник дома серебра» имел среди своих чиновников двух «представителей дома серебра» и при них также двух «представителей художников дома серебра», а также «начальника работ в месте вечности» (то есть в некрополе), который одновременно был «начальником скульпторов», «писца художников», «старшину художников» и «архитектора царского дома серебра». Наряду с государством видную роль стала играть в этом отношении администрация большого храма Амона. В этом ведомстве так же, как и в остальных, фиванский бог имел собственных «живописцев» и «старшину живописцев», «скульпторов» и «старшину скульпторов» и множество других художников, которые, как мы видели ранее, находились под управлением второго пророка. Как я уже отметил, многие художники принадлежали к верхам общества. В начале правления XVIII династии два «художника Амона» были членами знатнейшей семьи номархов Эль-Каба, а при XX династии один художник был тестем помощника наместника Нубии. Интересно также взглянуть на то, с каким постоянством многие семьи были верны профессии художника. Должность «старшины живописцев Амона» в течение семи поколений оставалась в руках одной и той же семьи, а должность его «главного скульптора», несомненно, унаследовал после отца сын, а затем внук; в обоих случаях младшие сыновья в семье тоже были живописцами и скульпторами. Наследование профессии было очень характерным обычаем для Египта, но я не знаю ни одного письменно засвидетельствованного примера, чтобы оно продолжалось так долго, как в упомянутом нами случае с живописцем. Не может быть чистой случайностью то, что эта самая ранняя среди известных нам длинных родословных составлена для семьи художников; очевидно, члены этой семьи придавали большое значение тому, что чистое искусство – то есть такое, которое было описано выше, со строгим
