– Ты все предусмотрела? Ведь должны быть свидетели при заключении брака.
У нее было воистину гранитное лицо, она нетерпеливо махнула рукой.
– Джерри, все организовано! Наша предполагаемая женитьба была тайной, поэтому свидетелей пригласили с улицы. Я нашла двух бедняков-негров, которые за несколько долларов расписались в журнале. Единственное, что необходимо сделать, это поставить подпись Джона. Все предельно просто!
Но я ясно видел опасность.
– Не спеши… Ты понимаешь, что таким образом ты легко можешь стать жертвой шантажиста? Священник, эти двое свидетелей… Они смогут требовать от тебя все новых и новых подачек.
Она улыбнулась. Я никогда не видел такой злой, порочной улыбки.
– Никто не станет шантажировать кого-то из Фергюсонов, Джерри!
Я сразу же подумал о Ларри Эдвардсе и Чарльзе Дювайне… И с ужасом сообразил, что в ближайшие же дни с этим священником и с этими двумя бедняками-неграми что-то случится.
– Затем имеется еще одно важное задание для тебя, – сказала она. – Впрочем, ничего сложного… Всего лишь еще одна подпись. На завещании.
– На завещании?
– Конечно! Джон два года назад женился на мне. Он составил завещание, по которому оставил мне все свое состояние.
– Но ты же говорила, что он не составлял завещания?
– Да, не составлял… Но оно у меня есть. У меня имеется неопровержимое, юридически обоснованное завещание, полностью охраняющее мои интересы. Все, что там требуется, это его подпись… – И вновь та же насмешливая улыбка. – Подделанная тобой подпись, Джерри!
Теперь мне все стало ясно. До чего же хитрая бестия!
Я ухватился за соломинку.
– Завещание должно быть засвидетельствовано…
Она нетерпеливо махнула рукой:
– Когда мы поженились в Лас-Вегасе, два года назад, те же самые несчастные негры засвидетельствовали также и завещание. На завещании имеются их подписи. Это все устроено!
Я сидел, глядя на нее широко открытыми глазами.
– За твое содействие, Джерри, и за твое молчание в будущем я плачу тебе два миллиона долларов. Что ты на это скажешь?
И злобная улыбочка.
– У тебя нет таких денег, – сказал я.
– Они у меня будут! Нам с тобой придется подождать, пока умрет Джон. Но не тревожься, два миллиона стоят того, чтобы немного потерпеть, не так ли? Джон может умереть в течение месяца. Говорю тебе, ему быстро становится все хуже…
Не планировала ли она уже теперь прикончить Джона Меррилла Фергюсона? Глядя на нее, видя ее улыбку, я был уверен, что так оно и есть. Не сомневался я и в том, что она не собирается платить мне два миллиона. Как только она получит требующиеся ей подписи, я перестану существовать.
Мне надо было выгадать время.
– Дюрант? Знает ли он, что ты задумала?
– Не волнуйся из-за Дюранта. Ему надо думать о собственном будущем. Он привык держать нос по ветру.
– Мамаша?
– Она ничего не сможет сделать, если я докажу, что я его законная жена. Не думай о ней! Спрашиваю тебя: за два миллиона долларов поможешь ты мне?
Голос у нее был как сталь.
Зная, что нахожусь в ловушке, из которой в данный момент не видел выхода, и понимая, что если откажусь, мне не прожить и одного дня, я сказал:
– Ты можешь положиться на меня.
Она долго смотрела на меня, ее фиалковые глаза блестели, потом она улыбнулась и вышла из комнаты.
Четырьмя часами позднее я все еще сидел в том же кресле. Появление Маззо со столиком на колесах удивило меня.
– Хорошо спали, мистер Фергюсон? – спросил он, хитровато улыбаясь.
Я не ответил и с отвращением посмотрел на сосиски и пышный омлет, покачал головой и потянулся к кофе.
Шестой кредитный билет на Чейзовский национальный банк лежал на столике.
– Вы становитесь богатым человеком, – сказал Маззо, – в банке копится неплохой капитал.
Действительно ли в его голосе прозвучала насмешка или мне это показалось?
Я взял кредитный чек и сунул его в карман.
– Опять большой день, мистер Фергюсон, – продолжал Маззо. – Вы снова едете в офис. Наденьте маску и будьте готовы.
И он вышел.
За четыре часа, что я просидел в кресле, я о многом передумал. Обещание Лоретты уплатить мне два миллиона долларов было пустым звуком. Я был в этом уверен точно так же, как и в том, что являлся пленником в этом доме. Она мне ничего не заплатит.
Я подошел к окну и посмотрел вниз, на просторы идеальной лужайки. Вокруг нее расхаживали две тени. Тогда я прошел к окну в спальне и посмотрел на плавательный бассейн. Возле него стояли еще две фигуры.
Я был пленником, содержащимся под неусыпным контролем. Вернувшись в гостиную, я напрасно ломал себе голову, как сбежать отсюда…
Сейчас, сидя с чашкой прекрасного кофе в руке, я раздумывал над тем, что пришло мне в голову, когда я уловил намек на насмешку в голосе Маззо.
Разве я мог быть уверен, что ежедневно на мой счет переводится по тысяче долларов в Чейзовский национальный банк? Достав из кармана кредитный чек, я принялся его рассматривать.
Он гласил, что одна тысяча долларов была внесена на счет 445990, принадлежащий мистеру Джерри Стивенсу.
Я отлично помнил по прошлой своей практике, что, когда я вносил в банк наличные, мне вручали кредитный чек, подписанный и скрепленный печатью. На этом чеке подпись имелась, а печати не было.
Возможно, я тревожился напрасно, но мне необходимо было знать правду. Если полученные мной шесть кредитных чеков были подделкой, значит, я недолго останусь в живых…
Я должен был знать!
Я пойду в офис. Прекрасно! Я подумал о Соне Мелколм. Она, возможно, поможет мне найти ответ на эту загадку.
Я прошел к столу, нашел листок бумаги и написал:
«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.
Запросите Чейзовский национальный банк, Симор-стрит, Сан-Франциско, имеется ли у них счет 445990 на имя Джерри Стивенса. Если есть, кивните, если нет, покачайте головой, но ничего не говорите».
Я поставил внизу подпись Джона Меррилла Фергюсона, сложил записку узенькой полосочкой и подсунул ее под браслет моих часов.
Теперь я уже думал о том, как на это прореагирует Соня? Маззо будет наблюдать. Когда я дам ей эту записочку, сохранит ли она хладнокровие? Я решил, что да. В этой женщине было что-то, внушающее мне уверенность. Она была далеко не глупенькой секретаршей.
Я прошел в ванную и надел маску.
Отправившись в офис Фергюсона, я, Дюрант и Маззо прошли через те же самые препятствия, что и накануне. Газетчики все еще пытались со мной заговорить, фоторепортеры включали свои вспышки, телохранители отталкивали их в стороны.
У Дюранта был необычайно мрачный вид. За всю поездку он не произнес ни слова. Он изучал один
