Еще через минуту обе машины, включая джип, выехали со двора и покатили куда-то, в известном лишь этим людям направлении. Но, куда бы они ни привезли этого «изъятого» только что сотрудника ФСБ, работающего в штате спецотдела, Мокрушин сейчас не хотел бы оказаться на его месте.

В половине одиннадцатого вечера «жених» и «невеста» вернулись обратно в пансионат «Сосны» — вернулись, как и ушли отсюда, через запасной ход.

— Молоток, Нюра! — похвалил напарницу Рейндж. — Хорошо держалась... Надо обмыть это дельце! Эй, эй... ты куда это?

— Хочу принять душ, — сказала Измайлова, пряча свой роскошный рыжий парик в шкаф (она-таки оказалась брюнеткой, причем носила сейчас довольно короткую стрижку). — Спасибо, шеф, за добрые слова. Рядом с вами, знаете ли, я чувствую себя на сто процентов уверенной.

Измайлова взяла с полочки пакет, захватила то ли халатик, то ли длинную майку и, ловко обогнув своего командира на вираже, скрылась в ванной комнате, захлопнув дверь у него прямо перед носом.

— Глупая ты женщина, — проворчал Рейндж. — Я баньку нам на вечер заказал... Распили бы бутылку шампанского... то се... заодно бы и попарились, так сказать, по-семейному!..

Он вяло перекусил бутербродами, приготовленными его новоиспеченной напарницей. Заварил себе кружку чая, вышел на балкон, покурил. Когда он вернулся с балкона, из ванной показалась Измайлова, в халатике, разрумянившаяся, с чуть влажными после душа волосами. Выключила верхний свет, включила «ночник», сняла халатик, под которым оказалась коротенькая, доходящая до середины бедер, ночнушка, и, пожелав шефу спокойной ночи, улеглась на свою кровать под одеяло.

Глядя на эту картинку, Мокрушин едва не сплюнул с досады.

— Приличные невесты так со своими мужиками не поступают, — пробормотал он себе под нос. — Всем ты хороша, Аннушка, но уж больно упряма...

Он взял с собой пакет с банными принадлежностями и поплелся в «виповскую» сауну (не пропадать же деньгам, уплаченным вперед за сие удовольствие?). Чтобы не было уж слишком скучно париться в одиночестве, захватил с собой банку «Хейникена», а также, на всякий пожарный, — вдруг в Измайловой проснется совесть и она явится потереть ему спинку — сунул в пакет бутылку охлажденного до нужной температуры шампанского — она должна быть в пределах 8 — 12° — и коробку конфет.

Пробыв в сауне всего минут сорок, он поплелся обратно. Увидев, что за стойкой дежурит уже знакомая ему смазливенькая администраторша, подошел к ней и выложил на стойку шампанское и конфеты — ну не пропадать же добру?

— Вообще-то нам не положено... но спасибо! — Блондинка, убрав с глаз подношения, мило улыбнулась. — А что это вы один? Где же ваша невеста? Или, простите, она вам — жена?

— Умаялась, бедняжка, спит... — усмехнулся Рейндж. — Любит она это дело... м-да. Ну что ж, хорошей вам ночи и спокойного дежурства!

Когда он вернулся в номер, лженевеста спала без задних ног. Рейнджу тоже ничего иного не оставалось, как занять штатное койкоместо.

В половине пятого утра их разбудил звонок по сотовому телефону. Оба быстро собрались, оделись и через заднее крылечко, никем, кажется, не замеченные, покинули мирно спящий пансионат.

В «кармане» на шоссейке, там, где раньше стоял мини-вэн, теперь была припаркована другая машина — темно-синий микроавтобус с тонированными стеклами марки «Форд», с оформленными по доверенности на одну из залегендированных фамилий документами.

«Свояк» будет ждать их в шесть утра на одной из двух выделенных для их особых нужд конспиративных квартир.

«Смахивает на то, дружище, — думал про себя Рейндж, которого этим ранним хмурым утром безудержно тянуло в сон, — что кто-то заварил крутую кашу. А ты, как всегда, не только ни хрена ни во что не можешь врубиться, но еще и наверняка будешь сам ее расхлебывать...»

Захаржевский покинул отель «Риц» в начале десятого утра, оставив свою спутницу и «без пяти минут невесту» — так, во всяком случае, он в последнее время представлял среди знакомых эту красивую молодую женщину по имени Александра, возглавляющую ныне одно из отпочковавшихся от «Ространснефти» PR-агентств, — отдыхать в гостиничном номере, или «сьюте», как здесь принято говорить, после довольно утомительной ночи.

Прежде чем встретиться с делегатом «крыши», то бишь Андреем Бушминым, предварительная стыковка с которым произошла в ресторане «Серебрянная башня», Жоржу нужно было провернуть одно нехлопотное, но вместе с тем деликатное дельце.

Ему следовало накоротке заглянуть в одну лавочку на Вандомской площади, славящейся на весь мир — в среде состоятельных, естественно, людей, а не каких-то оборванцев — своими ювелирными бутиками и магазинами супердорогой парфюмерии.

Понятно, что брать такси или трястись на общественном транспорте, маскируясь под парижанина, Жоржу не пришлось. По той простой причине, что отель, в котором они снимали «сьют» с двумя спальнями и гостиной (одна спальня была предназначена для сотрудницы Ники), одной своей стороной выходил в аккурат на Вандомскую площадь.

Большинство бутиков и шопов были еще закрыты. Захаржевский, одетый в темное кашемировое пальто, без головного убора, прогулочным шагом отправился по периметру площади, как бы проткнутой посередке сорокатрехметровой спицей-колонной (отлитой, кстати, из меди трофейных пушек, в том числе и русских, захваченных наполеоновскими орлами под Аустерлицем). А за ним, за молодым русским банкиром, как нитка за иголкой, находясь на расстоянии четырех-пяти шагов, гуляла сотрудница Ника, которой, в отличие от темновласой красавицы, спать сейчас было не положено.

Взгляд Захаржевского рассеянно скользил по витринам всемирно знаменитых бутиков «Шомэ», «Булгари», «Шопар», «Тиффани», в которых за прозрачными пуленепробиваемыми стеклами были выставлены напоказ предметы роскоши (лишь незначительная часть из того, что в действительности могут предложить взыскательному клиенту местные ювелиры). Остановившись возле одной из таких роскошных витрин, он около минуты разглядывал женские гарнитуры, декорированные сапфирами и гранатами стоимостью от пятнадцати тысяч евро и выше. Затем, хотя заведение должно было открыться лишь через полчаса, направился ко входу в бутик.

Визитера тут же впустили внутрь, несмотря на висящую на двери табличку с надписью «ЗАКРЫТО». Когда за ним захлопнулась тяжелая золоченая дверь, Захаржевский, перейдя на французский, которым он бегло владел благодаря двум годам учебы в Сорбонне — затем родители его забрали в Москву, где он и закончил Плехановку, — вначале поздоровался с местным служащим, а после спросил, может ли он видеть мсье Бушро-младшего. Служащий, внимательно изучив его визитку, наконец утвердительно кивнул головой и пригласил раннего посетителя следовать за ним.

Они поднялись на второй этаж салона, где царила приятная расслабляющая обстановка: пол устлан мягкими коврами, изысканная итальянская мебель, множество зеркал, позолота... Паче ожиданий, служащий сопроводил гостя не в комнату для VIP-персон, где обычно обслуживают состоятельных клиентов, а в расположенный в конце коридора служебный кабинет.

Нет, это был кабинет не владельца всемирно известного ювелирного «бренда» (такие люди, как правило, не держат свои офисы в бутиках, даже в таких знаменитых, как этот, на Вандомской площади) и даже не управляющего, служебные апартаменты которого были расположены на третьем этаже здания. Офис, куда сопроводили Захаржевского, занимал здесь довольно известный в узких кругах парижский ювелир Мишель Бушро, отец и дед которого также были редкими спецами по ювелирной части.

Бушро-младшему не было еще и сорока, но он уже чуточку сутулился, а темные волосы его на висках были прихвачены сединой. Помещение, которое он здесь занимал, было — по московским меркам — довольно скромным. Ювелир встал из-за стола, где он просматривал при включенном верхнем свете какие-то буклеты, и шагнул навстречу гостю, радушно улыбаясь и протягивая небольшую холеную руку для дружеского рукопожатия.

— Доброе утро, мсье Жорж. Всегда рад вас видеть в нашем салоне.

— Здравствуйте, Мишель, — ответно улыбнулся Захаржевский, расстегивая пуговицы пальто. — Мне тоже нравится бывать в вашем салоне. Знаете, я иногда думаю, не скинуться ли мне с приятелями и не