сотворили, товарищ Ушахов Шамиль, что старший ваш, Абу, убит, — резанул Быков с маху.

Сползала с лица немого тяжелая, бессмысленная муть, проступала растерянность. И стало вдруг отчетливо видно, как, в сущности, молод еще этот парень перед рухнувшей на него бедой.

— Как убит... когда? — глотал и все никак не мог проглотить тугой ком в горле Шамиль.

— В ту же ночь убит, как явился домой. По слухам — дело рук Хамзата. Вот такая шершавая весть, товарищ Ушахов. Крепись. Сейчас поедешь к домашним по новому адресу, я распоряжусь. О делах позже поговорим.

— Зачем позже... сейчас самое время — о делах, — справился с собой Шамиль, закаменели, едва ворочались скулы, цедя морозные слова. — А к матери с братом я успею. Не такая у меня весть, чтобы к ним спешить. Вы ведь им не сказали?

— Не хватило духу, — сумрачно подтвердил Быков.

— Ну вот. Самое время о делах поговорить. Шкуру я в развалинах спрятал, когда своих дома не оказалось, бешмет новый на старье выменял. Так что нет теперь Шамиля.

Быков потер измученное лицо, сказал:

— Тогда начнем. Будем исходить из того, что Митцинский враг и какова будет линия поведения немого Саида у него во дворе.

Поздно вечером, растолкав дневные дела, охвостьем тянувшиеся за Быковым в ночь, позвонил он председателю ревкома Вадуеву на квартиру:

— Доброго здоровьица, товарищ Вадуев. Быков на проводе.

— Э-э, Быков, — сварливо сказала трубка, — ты что, мое имя не знаешь? Ты мне бюрократию не заводи. Чего хотел говорить?

— Дело у меня, Дени Махмудович, — вздохнул Быков, — может, не вовремя?

— Одному скажу — не вовремя, другому. А потом народ спросит: «А может, не вовремя мы его на высокое кресло сажали?» Давай твое дело.

— Хочу предложить кое-что.

— Молодец! — похвалил Вадуев.

— Я, что ли? — удивился Быков.

— Конечно, ты. Кто предлагает — тот всегда молодец. Кто все время просит — к тому присмотреться еще надо.

Быков подождал, вздохнул:

— Слышал я, горняцкая группа Коминтерна со Старых промыслов на смычку в Кень-Юрт собирается?

— Туда. А какая твоя забота?

— Не ездили бы в Кень-Юрт со смычкой, Дени Махмудович, — попросил Быков.

— Это почему?

— Думаю, политически неверно ехать в Кень-Юрт, — безжалостно воткнул в трубку Быков. Прислушался.

— Ты таким словом не бросайся! — наконец рявкнула трубка. — Ты фактически до меня это дело донеси!

— Донесу, — согласился Быков, — а как же. Для того и звоню. Что мы имеем в Кень-Юрте? Сравнительно спокойный район с крепким предсельсовета. Ехать рабочей делегации туда на смычку — значит, идти по проторенной дороге, прежняя смычка тоже ведь у них была. Второй раз туда соваться — значит, бежать от трудностей, запустить районы, которые действительно нуждаются в смычке. А этого нам никто не позволял. И Ростов за это по головке не погладит, — добивал Быков. Опять прислушался — не перестарался ли?

— Ты меня к стенке не припирай! — взвился Валуев. — Что предлагаешь?

— Предлагаю для смычки Хистир-Юрт. Самый сложный район — раз. Шайка Хамзата, что мы в поезде брали, оттуда. Теперь волнуются в селе, что ЧК против них зло затаила, — два. Член ревкома Митцинский там нашу линию проводит, это — три. Трех зайцев бьем, Дени Махмудович.

— Хитрый ты, Быков, — задумчиво заметил Вадуев, — хорошо придумал. Много масла в голове имеешь. Политически — в самую десятку стрельнем, а?

— Само собой, — согласился Быков.

— Советская власть от трудного дела не бегала, — подытожил председатель, — она его догоняла!

Быков набрал в грудь воздуха, спросил:

— Мяч найдешь?

— Какой мяч? — удивился Вадуев.

— Я к смычке своих чекистов подключу. В ней одного не хватает — спортсменов. Мои футбол знаешь как гоняют? Будь здоров. Ты представь, Дени Махмудович: грозная чека раздевается на футбольном поле для мирной игры, и нет у нее, оказывается, ни рогов, ни копыт. Так и быть, пожертвую на смычку день, хоть забот у нас невпроворот. Только вот мяч у моих поизносился. Мяч для такого дела найдешь? А потом возьмем да в центральную прессу ахнем, как все у нас состоялось: у Вадуева в области новаторски относятся к важнейшей политической кампании! — приберег козырь напоследок Быков.

— Будет мяч! — сурово сказал Вадуев. — Чечню переверну, найду мяч. Надо — сделаем! Молодец, Быков!

Быков осторожно перебил:

— Непонятно что-то, Дени Махмудович, мне-то за что комплименты? Идея насчет смычки твоя. Я только направление подсказал. Ты свои заслуги на меня не вешай, убедительно прошу. Так и у Митцинского завтра скажу — идея насчет смычки твоя. Ну, приятных тебе сновидений.

Посидел, отдуваясь, как после бега, позвонил Аврамову:

— Григорий Васильевич, не лег еще? Ну и ладненько. Чаем угостишь? Иду.

На квартире у Аврамова оглядел Быков голые стены, колченогий табурет (подарок Шамиля), сказал сурово:

— Не уважаешь ты себя, Аврамов. Не тянет, поди, в такую конуру после работы?

— Не тянет, — кротко согласился Аврамов, споро накрывая на стол.

Быков остро, исподлобья глянул — как уколол:

— Долго Рутовой голову морочить будешь? Ох-хот-ничек. Извел девку ухмылкой своей бесовской. Доухмыляешься, утянут из-под носа. А что, верно говорю, ребята у тебя есть, ох, пронзительные. Женился бы ты на ней, Григорий Васильевич, а?

Аврамов изумился, глянул на начальство: больно жалобно выпек Быков просьбу свою, будто о несбыточном умолял.

— Тебе на пользу и мне в удовольствие — давно на свадьбах не гулял, — упорно гнул свое Быков. — Она ведь такая ягодка, сердце за вас радуется. Ты на меня не зыркай, Аврамов. Достанется какому-нибудь обалдую, тогда вспомнишь старика. А вы с ней ладная пара, и детки у вас ладные пойдут на радость государству. Ну так как?

— Боюсь, — признался Аврамов, — так хоть какая-то надежда впереди, а откажет, тогда что?

— Ты это в голову не бери, — категорически сказал Быков, — мне виднее со стороны. Ждет она тебя. Ясно?

— Ясно, — вздохнул Аврамов.

— И вот моя настоятельная просьба: ты это дело форсируй.

— Митцинского форсируй, Соню тоже форсируй. Надорвусь, с кем работать станете? — резонно возразил Аврамов.

Быков потягивал чай с блюдца, жмурился, хитровато посматривал на старшего опера: разлюбезный у них плелся разговор, давно так в охотку не говорилось. Наконец отставил чашку, вытер пот со лба, поманил Аврамова пальцем:

— Ну-ка, глянь сюда. — Достал из кармана план Хистир-Юрта, расстелил на столе.

Аврамов нагнулся к самодельной карте:

— Хистир-Юрт?

— Он. Завтра гостить там будем. Всем отрядом явимся. Смычка.