Она в это время села в кабину. Сразу отвернулась от шофера. Стала смотреть в окно. Позднее при всем желании не могла вспомнить, как он выглядит.

Шофер попался молчаливый. Она была рада, что не придется разговаривать. Он вел машину осторожно, медленно, и она решила, что будут ехать не меньше трех часов. На какое-то мгновение она снова пожалела, что отправилась в путь. Однако теперь уже ничего нельзя было изменить.

На центральной усадьбе колхоза «Дружба» старик с внучонком сошли. Старик полез под халат за деньгами, но она сказала, что рассчитается за них.

— Спасибо, дочка, — он поклонился.

Уже стемнело. Водитель включил фары. Несильный полусвет мягко лег на гудрон. Показалось, что машина пошла быстрее.

Вскоре остались позади хлопковые поля. От самого Садбарга они доверчиво прижимались к дороге. Теперь их сменили горы.

Ей стало тревожно. Она повернулась к шоферу. В полумраке показалось, что у него скошено лицо. И вновь она различила очки. Почему он их не снимает? Ей захотелось услышать его голос.

— Мы скоро приедем?

— Иншалла, — ответил он.

«Если бог пожелает...»

Когда это говорил дед, ей становилось весело.

Из-за поворота вырвался бензовоз. Грузовик резко вильнул. Ее ослепило, швырнуло на водителя. И снова они остались вдвоем.

Холмы стали круче. В мертвенно-желтом свете фар ей почудилось, что они дышат.

Прямо в расщелине вспыхнул светильник. Она понимала, что никакой это не светильник, а звездочка. Но почему-то убеждала себя, что светильник.

— Скоро приедем?

— Иншалла! — повторил он.

Что-то зловещее показалось ей в его голосе, и всю ее охватила холодная волна страха.

Они въехали в горы. Темнота сгустилась. Застрявшее между скалами небо походило на страшный зев зверя. В мерцании звезд ей померещилось что-то вроде собаки Баскервилей.

«Остановите машину!»

Он не мог это услышать. Она только подумала, что просит остановиться. Сойти было еще страшнее.

Неожиданно грузовик свернул с шоссе и, накренившись, покатил вниз. Шофер объяснил, что должен совершить вечерний намаз.

Машина стояла в глухом ущелье с выключенными фарами. Водитель постелил на землю молитвенный коврик и встал на колени.

— О великий аллах, помилуй нас, грешных, укрепи веру...

Она сидела в кабине не шевелясь. Одну за другой он читал суры корана. Прошла целая вечность, прежде чем он произнес аминь.

— Теперь ты молись.

— Я не верю в бога.

— Молись! — повторил он с угрозой.

А может быть, это сон? Самый страшный из всех снов, какие она только видела...

Вздрогнула от прикосновения чужих, грубых пальцев. Нет, это был не сон. Одна в безучастной, холодной тьме.

Он стал вытаскивать ее из кабины. Она вцепилась в рулевое управление. Он зажал ей рот и отпустил уже полузадохнувшуюся, обессиленную.

Он не торопился ехать. Достал из-под сиденья бутылку пива, сорвал пробку зубами.

— Пей! — протянул ей бутылку.

Она оставалась безучастной. Он стал разжимать ей зубы.

— Да гласит четвертая сура корана: «Тех, кто опасны по своему упрямству, вразумляйте». — Достал нож. — Я пущу тебе кровь и выпью из этой бутылки!

Глоток пива привел ее в чувство.

— Меня будут искать!

— Дура, — сказал он. — Я так запрячу...

— Но старик запомнил твою машину!

— Ему-то какое дело?

— Он мой родной дед! — Она отчаянно ухватилась за свою выдумку.

— Врешь! — злобно произнес он.

— Ты можешь это легко проверить. Колхоз «Дружба». Саидходжа. — Назвала имя своего деда. — Его все знают.

— Врешь! — Он приставил нож к венам ее руки. Острое лезвие царапнуло кожу. Еще мгновение — и все будет кончено.

— А если не дед, — сказала она, плохо следя за своими мыслями, — так козленок-то уж обязательно запомнил!

— Сын, что ли?

— Сын! — опять отчаянно подхватила она. — Ну, конечно, сын!

Как знать, может быть, это ее и спасло.

Потом провал в памяти. Очнулась на мосту. Она не знает, как добралась сюда и сколько прошло времени. Еще пылали звезды, но теперь они были ей безразличны. Она шла по мосту. Грузовик с погашенными фарами, будто конвоируя, прижимал ее к самой кромке.

Возможно, она даже не понимала, что мост без перил и один шаг отделял ее от гибели. Она просто шла. Когда мост остался позади, свернула к стремительному горному потоку.

Она не помнит, сколько просидела на берегу. Куда делась сумка. Паспорт и командировочное удостоверение оказались при ней. В паспорте лежало пять рублей.

На другой день Колчин вновь встретился с Замоновой.

— Я вспомнила, — сказала она. — Нож у него был большой и кривой. — Оголила руку. — Видите?

Он ничего не видел.

— Да вот же! — настаивала она. Но в том месте, на которое она показывала, была гладкая кожа. Вероятно, она на всю жизнь запомнила прикосновение ножа. Но он лишь чуть задел кожу, и царапина давно исчезла.

— В гостинице на стене моего номера должны быть цифры, — сказала она. — С борта грузовика. То ли две первые, то ли последние. Врезались в мозг. Я нацарапала их шпильками от волос.

Он весь напрягся:

— Где?

— Под батареей водяного отопления.