участливо заметил Рублев, посмотрев на замордованных солдат внутренних войск.

– Они у меня к беготне привычные, все по второму году служат.

– Если так, то хоть мяса на дорогу, может, возьмете?

– Не откажемся.

Едва начатый окорок перекочевал в вещмешок одного из бойцов.

– А больше дать нечего. Правда, можем дать пару бутылок водки, если, конечно, возьмете.

– Нет, нет, спасибо. Спирт у нас есть, его носить легче.

Подберезский с Комбатом переглянулись.

– Не нарвались бы они на Гришу, а то ведь могут и его принять за беглого каторжника.

– Не нарвутся, будем надеяться. Думаю, Гриша увидит их раньше, – сказал Комбат, – он не такой раззява, как мы с тобой. Тебя-то чуть не скрутили. Если бы еще повыступал, то и морду набить могли, – заулыбался Комбат.

– Да, неудобно получилось, – пробурчал Подберезский. – А знаешь Иваныч, когда на меня автомат нацелили, сразу желание появилось и зуд в руке – швырнуть топор в грудь. Представляешь себе, красиво было бы!

– Нет, не представляю, – ответил Рублев.

– Вот так, смотри.

Подберезский подхватил тяжелый топор и, широко размахнувшись, запустил им в толстый кедр, стоявший шагах в двенадцати. Топор просвистел, и его лезвие почти до обуха вошло в ствол дерева со звоном, и потом еще пару секунд раздавалось глухое гудение.

– Вот так! – сказал Подберезский.

– На словах у тебя хорошо получилось.

– А ты так сможешь?

Комбат пожал плечами.

– Хрен его знает, Андрюха! Я же не индеец, а кадровый офицер и топоры-томагавки бросать не привык. Случая не было.

– Вот тут-то я тебя и перещеголял, Иваныч.

– Наверное, – ответил Рублев и направился к столетнему кедру.

Он положил руку на топорище и резко, одним движением вырвал глубоко засевший топор. Затем подошел к Подберезскому.

– Дровами лучше займись.

– Нет, ты уж попробуй.

– Дерева жалко, я же не садист какой-то!

– Ну, чего мнешься, Комбат, попробуй!

Подберезский был уверен, что у Рублева ничего не получится, хоть здесь, да он почувствует свое превосходство. Маленькое, но убедительное.

А Комбат медлил. Ему действительно не хотелось запускать топор в дерево.

– А ты вон в то брось, в сухое.

Рублев посмотрел в ту сторону, куда показал Подберезский, повернувшись, легко взмахнул рукой и топор, сверкнув как молния, звонко ударил в сухое дерево.

– Надо же, воткнулся! – сказал Подберезский не без зависти. – А ведь до него шагов пятнадцать. Оказывается, и ты, Иваныч, дровосек не плохой.

– Я и сам не думал, что получится, – заулыбался Рублев. – Пойду готовить.

Через два-три часа трое мужчин сидели за столом и пили водку из железных кружек.

– Так ты не видел, Гриша, солдат?

– Почему же, видел. Видел их следы.

– А как ты догадался, что это солдаты?

– По сапогам, Андрюша, по сапогам.

– Ты и следопыт!

– Приходится. В тайге следы говорят о людях очень много. Главное быть внимательным.

– А как ты думаешь, Гриша, солдаты поймают беглых заключенных? – спросил Подберезский.

– Не знаю. Меня бы не поймали.

– Тебя – это понятно. Ты человек таежный, бывалый. Если их один раз в тюрьму упекли, значит, и второй раз изловят.

– Да не потому, – пробурчал Бурлаков.

– Тогда почему?

– Во-первых, я бы по тайге не шатался.

– А как бы ты, по воздуху, что ли? – засмеялся Подберезский.

– Я бы на лодке по реке сплавился. И двигался бы только ночью.

– Где бы ты взял лодку?

– Таких избушек, как наша, тут не один десяток по тайге рассыпан, харчи повсюду найдутся, а если река рядом, то и лодка отыщется.

– В твоей же избушке, лодки не было.

– Не было, а теперь стоит. Вот на такой лодке можно было бы доплыть до Иркутска. Там выгрузиться, а в городе уже человека и не найдешь.

– Ты, конечно же, хитер. Я бы тоже на их месте так действовал.

И никому не пришла в голову – ни Подберезскому, ни Грише Бурлакову, ни Борису Рублеву простая мысль, что их лодка с сильным мотором, вместительная, быстрая, может привлечь внимание беглых заключенных.

Мужчины разделись и легли спать в жарко натопленном охотничьем домике.

Трое беглых заключенных подобрались к охотничьему домику шагов на тридцать, прячась за деревьями и кустами, наблюдали за жилищем.

– Мать их .., – проговорил Грош. – Как хочется в тепло!

– Сволочи, жируют, а мы мерзнем.

О том, что в домике люди, заключенные знали.

Они видели, как выходил Гриша Бурлаков, видели, как он набирал дрова. Видели, как выходил на крыльцо Андрей Подберезский с сигаретой в зубах.

– Курить хочется, – бормотал Сема, несильно толкая в плечо Гроша.

– Ну, что будем делать? – спросил Грош.

Петруха молчал. У него никто ничего не спрашивал и с вопросами к нему никто не обращался.

Он прятался за толстым кедром и сопел.

За время побега заключенным так и не удалось пополнить запасы провизии. А то, что они взяли в вагоне, уже было съедено и кроме трех сухарей у беглых, изголодавшихся мужчин, утомленных "долгими переходами, ничего не было. Сигареты кончились давным-давно, курить хотелось невыносимо.

А из охотничьего домика слышались голоса.

– Хорошо им там, – сказал Сема. – Жируют, суки! Что будем делать, Грош, с ними?

– Что, что… Жратвы бы нам добыть, курева, одежонки. Видишь прикиды у нас, Сема, ни к черту, все порвано, как на нищих. В такой одежде в городе не появишься, даже в поселке, сразу вычислят, что мы беглые.

– Да, небось, нас ищут повсюду. Наверное, везде оповестили, участковые только и ждут, чтобы появились новенькие. Нас заграбастать мечтают, а потом получить по звездочке на погоны.

– Хрен им, а не звездочки! – буркнул Грош. – Всех козлов, уродов постреляем, уничтожим, патронов у нас хоть отбавляй.

– Погоди, погоди, не горячись, – успокоил своего приятеля Сема. – Что станем делать с этими?

– А сколько их там?

– Думаю, двое, – задумчиво сказал Грош, – а может, и трое.

Если бы, конечно, у Бурлакова был охотничий пес, он уже давным-давно почуял бы чужих и принялся