В последнее время я поневоле много размышлял о смерти Юлиана. Ты правильно намекал, что его убил кто-то из своих. Но кто именно и каким образом? Я тщательно изучил последние записки в его дневнике. Из них явствует: с самого начала Юлиану было хорошо известно, что против него существует заговор, и он особенно подозревал Виктора. Однако были ли подозрения Юлиана обоснованны, а если да, то как было осуществлено убийство?

Примерно десять лет тому назад Каллист, бывший слуга Юлиана, сочинил невообразимо слезливую оду на смерть императора и разослал всем нам по экземпляру. Боюсь, я так и не поблагодарил автора за любезный дар: дело в том, что Каллист совершенно выпал из моей памяти. Но, перечитывая дневник, я понял - если есть на свете кто-то, кому известен убийца Юлиана, так это его слуга, который был рядом, когда Юлиана ранили.

Разумеется, Каллист божился, что не видел, кто нанес роковой удар. Но в то время у него были все основания солгать: укажи он на кого-нибудь из христиан, они бы его тут же прикончили. Подобно многим из нас, Каллист предпочел молчание, но, может быть, теперь, когда все главные участники событий мертвы, у него развяжется язык?

Потратив несколько недель на наведение справок, я узнал, что Каллист живет в Филиппополе. Я написал ему письмо. Он ответил. Месяц назад я к нему съездил. Сейчас я подробно опишу тебе нашу встречу. Прежде чем опубликовать хотя бы часть полученных мною сведений, думаю, тебе следует написать Каллисту и попросить у него разрешения. Его рассказ просто ужасает, и его опасно даже знать, не то что публиковать. Я также настаиваю на том, чтобы ты ни в коем случае не впутывал в эту историю меня.

Прибыв в Филиппополь после скучнейшей поездки в обществе сборщиков налогов и церковных диаконов, я направился прямо к одному моему бывшему ученику, любезно согласившемуся меня приютить; я на этом много сэкономил, так как хорошо известно, что филиппопольские владельцы постоялых дворов - сущие грабители. Единственный прок от того, что преподаешь философию уже, кажется, без малого вечность, это то, что, где бы ты ни оказался, всюду встречаешь бывших учеников, которые готовы предоставить тебе кров. Только благодаря этому путешествия оказываются мне по карману.

Я стал расспрашивать моего хозяина о Каллисте (в моей памяти сохранились только его рыдания у смертного одра Юлиана).

- Порядочные люди сторонятся этого вашего Каллиста, - ответил мой ученик, успевший стать снобом. - Говорят, он теперь очень богат, и есть такие, кто к нему захаживает, но я не из их числа.

- А как он сумел разбогатеть?

- Откупы. Субсидии из императорской казны. Поговаривают, что он весьма неглуп. Вообще-то Каллист родом из наших краев, он сын раба, принадлежавшего моему двоюродному брату. Он вернулся сюда недавно, лишь несколько лет назад, сразу же после смерти императора Валентиниана. Говорят, у Каллиста есть при дворе связи, но это меня не касается.

Каллист и в самом деле оказался богачом. Дом у него гораздо больше и роскошнее, чем у моего бывшего ученика. Одетый с умопомрачительной элегантностью слуга-сириец провел меня через два широких двора в маленький прохладный атриум, где меня поджидал Каллист. Приветливо поздоровавшийся со мною хозяин показался мне совершенно незнакомым. Не помню, как выглядел Каллист раньше, но теперь это благообразный господин средних лет, который выглядит гораздо моложе своего возраста. По всему видно, сколько внимания он уделяет своей внешности: густые волосы искусно подкрашены, телосложение без намека на полноту, манеры безупречные, пожалуй, даже слишком - ты понимаешь, что я имею в виду.

- Как я рад тебя вновь увидеть, милый мой Приск! - Он заговорил со мной как с равным, даже как с близким другом! Я ответил робко, более того - подобострастно, как и подобает бедняку в разговоре с богачом. Приняв мой тон за нечто само собой разумеющееся, он пригласил меня садиться и, припомнив одну из своих прежних обязанностей, собственноручно налил мне вина.

Некоторое время мы перебирали наших общих знакомых - тех, кто умер, и еще здравствующих; у людей наших лет первые составляют большинство. Невитта, Салютий, Саллюстий, Иовиан, Валентиниан и Валент умерли, а вот Виктор по-прежнему служит в Галлии, Дагалаиф - в Австрии; Аринфей недавно вернулся в Константинополь, поселился в предместье города и предался пьянству. Затем мы вспомнили персидский поход и золотую пору юности (или, для меня, славную пору зрелости). Мы с печалью в сердце помянули тех, кто погиб в этом походе, и затем я свернул разговор на Юлиана и заговорил о его смерти. Я коснулся его записок и рассказал, что они у тебя и ты намерен их опубликовать. Он уклончиво ответил, что знал о том, что император пишет записки, и никак не мог понять, куда они могли деваться. Я объяснил куда, и он заулыбался. Вот тут я и сказал:

- Кроме записок был, разумеется, еще и дневник.

- Дневник? - встревожился Каллист.

- Да, дневник. Он вел его втайне от всех и держал в том же ларце, что и записки.

- Я ничего об этом не знал.

- Этот дневник на многое проливает свет.

- Не сомневаюсь. - Теперь Каллист нахмурился.