насладиться своей догадкой.

Продолжая улыбаться, она кивнула. Она была так увлечена самой идеей, что не сразу почувствовала грубые нотки в моем голосе. Потом лицо ее напряглось, и улыбка исчезла. Поджала губы и процедила:

— Мне не нравится ваш тон. Совсем не нравится.

— Еще бы. Мне он самому не нравится. Мне многое не нравится. Не нравится ваш дом, сильно смахивающий на тюрьму, вы сами, вымученная улыбка вашей секретарши, ваш прохвост сын, вся эта история. Не нравится, что от меня скрывают правду, что лгут на каждом шагу…

И тут она завопила. Перекошенное от ярости лицо покрылось красными пятнами, глаза вращались от бешенства, голос срывался от ненависти:

— Убирайтесь! Вон из моего дома! Немедленно! Убирайтесь!

Я встал, подобрал с ковра шляпу и сказал:

— С удовольствием.

Смерил ее усталым злобным взглядом, пошел к двери, открыл ее и вышел. Держась за ручку застывшими пальцами, бесшумно закрыл ее и тихо щелкнул замком. Просто так.

Я услышал за спиной быстрые шаги, меня окликнули, но я продолжал идти, пока не оказался в гостиной. Тут я остановился, обернулся и дал ей догнать себя. Она запыхалась, глаза выскакивали из-под очков, а в светлых, с медным отливом волосах плясали веселые солнечные зайчики.

— Мистер Марло? Пожалуйста, не уходите. Вы нужны ей. Правда, нужны!

— Не может быть! Я вижу, у вас на губах сегодня светлая помада. А что, вам идет.

— Пожалуйста! — она схватила меня за рукав.

— Ну ее к черту! Пусть утопится в озере, так ей и передайте. Марло тоже не железный. Пусть утопится сразу в двух озерах, если в одном не поместится. Шутка.

Я посмотрел на ее руку на моем рукаве и погладил ее. Она быстро отдернула руку. В глазах застыл ужас.

— Пожалуйста, мистер Марло. Ей плохо. Не бросайте ее.

— Мне тоже плохо, — проворчал я. — Хуже некуда. Чего вы плачете?

— Я очень привязана к ней. Правда. Я знаю, она грубая, резкая, но сердце у нее из чистого золота.

— Плевать я хотел на ее сердце. Мне на ней не жениться. Она старая жирная врунья. Надоела она мне. Конечно, ей плохо, но и я не «скорая помощь». Я хочу знать правду.

— О, я уверена, если бы только вы набрались терпения…

Тут я — неожиданно для себя — обнял ее за плечи. Она отлетела фута на три. В глазах ужас.

Тяжело дыша, мы уставились друг на друга: я — с открытым ртом, что со мной, увы, случается; она — крепко сжав губы. Ее узкие бледные ноздри дрожали, а лицо побелело настолько, насколько позволяла плохая косметика.

— Скажите, — медленно проговорил я, — с вами, когда вы были еще совсем девочкой, что-то произошло?

Она кивнула — очень быстро.

— Вас испугал мужчина, да?

Опять кивнула. Маленькими белыми зубками прикусила нижнюю губу.

— И с тех пор вы такая?

Молчит, лицо серого цвета.

— Послушайте, я вам ничего плохого не сделаю. Уверяю вас.

Ее глаза увлажнились.

— Я прикоснулся к вам, как прикасаются к стулу или двери. Я ничего такого не хотел. Понимаете?

— Да, — наконец выдавила она из себя. Глубоко в заплаканных глазах еще прятался страх. — Да.

— Так что насчет меня не беспокойтесь. Со мной все в порядке. Меня вам больше бояться нечего. Теперь возьмем Лесли. У него совсем другое на уме. Ведь он нормальный человек — в этом смысле? Верно?

— О да, — согласилась она. — Конечно. — Для нее Лесли идеал. А для меня — пустое место.

— Теперь возьмем старую бездонную бочку. Она грубая, она злая, она считает, что может грызть стены и плеваться кирпичами, она кричит на вас дурным голосом, но ведь в принципе она неплохо к вам относится, не так ли?

— О да, мистер Марло. Вот и я хотела сказать…

— Знаю. Так почему же вы никак не придете в себя? Он что, еще здесь — тот, кто вас обидел?

Она приложила руку ко рту и стала грызть большой палец, выглядывая из-за него, словно с балкона.

— Он умер, — сказала она. — Выпал из… из… окна.

Подняв свою могучую правую руку, я остановил ее:

— А, тот самый. Слышал. Не можете забыть о нем?

— Нет, — ответила она, сосредоточенно покачав головой, — не могу. Никак не могу забыть обо всем этом. Миссис Мердок все время твердит, чтобы я забыла. Часами уговаривает. А я не могу.

— С ее стороны было бы, черт побери, умнее, — проворчал я, — если бы она часами помалкивала об этом. Зачем прошлое ворошить?

Она удивилась и даже немного обиделась.

— Это еще не все, — продолжала она. — Я была его секретаршей. Она — женой. Он был ее первым мужем. Естественно, она тоже не может забыть. Ведь такое не забывается, правда?

Я почесал ухо. Довольно уклончивое объяснение. По выражению ее лица было даже не совсем ясно, замечает ли она мое присутствие. Похоже, я был для нее лишь голосом извне, чем-то безликим. Чуть ли не голосом, звучавшим в ее воображении.

И тут меня вдруг осенило.

— Скажите, — спросил я, — есть кто-нибудь среди ваших знакомых, кого бы вы так же боялись? Больше, чем остальных?

Она огляделась. Я тоже. Под стулом никого, из-за двери или из окна тоже вроде бы никто не подглядывает.

— Почему я, собственно, должна говорить вам? — выдохнула она.

— Я вас не заставляю. Как хотите.

— Обещаете не говорить никому, никому на свете, даже миссис Мердок?

— Ей в последнюю очередь, — ответил я. — Обещаю.

Она открыла рот. Изобразила на лице доверительную улыбочку, но тут что-то стряслось. Слова застряли у нее в горле. Она издала каркающий звук. У нее буквально стучали зубы.

Я хотел было как следует встряхнуть ее, но побоялся до нее дотрагиваться. Так мы и стояли. Ничего не происходило. Стояли и молчали. Без всякого толку.

Затем она повернулась и побежала. Я слышал, как удаляются по коридору ее шаги. Хлопнула дверью.

Я пошел за ней. Рыдает у себя в кабинете. Я постоял, слушая, как она всхлипывает.

Ничем не могу ей помочь. Да и можно ли вообще ей помочь?

Я вернулся к стеклянной двери, постучался, приоткрыл ее и просунул голову внутрь. Миссис Мердок сидела в той же позе, в какой я ее оставил. Казалось, за это время она даже не пошевелилась.

— Кто запугивает эту девушку? — спросил я ее.

— Убирайтесь из моего дома, — сказала она, не разжимая толстых губ.

Я не сдвинулся с места. Тогда она хрипло рассмеялась: