президента.

Джоанна догадалась, что о многом он умолчал.

- Ваша жена, должно быть, гордится вами, - промямлила она. Лучше бы ей не видеть этого золотого кольца на его левой руке.

- Наверное. - Голос звучал уже не так бодро.

- Она с вами, в городе?

- Да, на ней лежит ответственность за создание магазинов моделей Бертье, поэтому она пошла на открытие.

Редклифф не был ни удивлен, ни огорчен, когда его жена предпочла провести вечер с модельером и его сестрой, похожей на айсберг, а не со своим мужем. Со времени их возвращения после медового месяца прошло уже больше года, а вместе они были за этот период дней пять, да и то вряд ли, подумал он. Такая уж у них работа. Приходится без конца разъезжать. Правда, иногда он задавался вопросом: если бы они любили друг друга по-настоящему, разве не нашли бы время побыть вместе?

К сожалению, когда его жена соизволяла присоединиться к нему в их поместье в нормандском стиле, которое она уговорила его купить в Брентвуде, в доме как будто проносился тревожный ветер, нарушавший спокойный, размеренный порядок его существования.

Джоанна заметила, как помрачнело его лицо. У нее самой кошки заскребли на сердце при упоминании имени Бертье. Ее сначала беспокоило, что она может столкнуться с ним здесь. Но, приехав в город и увидев, что народ буквально тысячами прибывает на праздничный карнавал, она поняла, что глупо было волноваться. По теории вероятности, шансы встретиться с этим неприятным человеком еще раз микроскопически малы.

- Ваша жена Памела Сторм? - Сколько ни пыталась она представить этого человека мужем такой женщины, как прелестная леди Сторм, у нее ничего не получалось. Она знала старую поговорку, что противоположности сходятся, но Редклифф Морино и Памела Сэвидж Кардигос Сторм, по ее мнению, были самой неподходящей парой за последнее тысячелетие.

- Так ее звали раньше, - ответил он. - Вы ее знаете?

- Я видела ее фотографии в журналах. - Признаться в большем - значило рассказать о том, что она работала у Бертье, а Джоанне решительно не хотелось испортить такую удивительную ночь разговорами об этом мерзавце.

Как бы в напоминание самому себе о том, что женат, Редклифф целых полчаса рассказывал Джоанне о своей жене - то, что мог о ней рассказать. В частности, о ее успехах в создании магазинов моделей Бертье. Но умолчал, что она развлекается мелким воровством. От силы неделю он не получал по почте счет на умеренную сумму за какой-нибудь предмет, перед которым его жена не смогла устоять. К счастью, после того случая в Рио Памела посещала лишь те магазины, где у них были открыты счета. Видимо, не хотела попасть в тюрьму из-за шарфика от Гермеса или флакона французских духов, которые спокойно могла себе позволить купить.

Еще он восхвалял Памелу за ее настойчивость в перестройке работы лондонского филиала «Сэвидж». Но умолчал о том, что после возвращения из Рио в их брачную постель неотвратимо стало проникать охлаждение. Не признался он и в том, что с самого начала их союз основывался исключительно на сексе. И теперь, отметив недавно свою первую годовщину на разных континентах, их брак находился на грани банкротства.

С искренним восхищением Редклифф описывал безупречное чувство стиля у своей жены и ее умение привлечь к различным событиям в работе универмага представителей британского высшего общества, обеспечивая таким образом приверженность фирме постоянных покупателей. Но промолчал о том, что все ее разговоры с ним, если она вообще удостаивала его разговором, ограничивались обсуждением нарядов, приемов и лошадиных скачек, а также сплетнями: кто-то сделал подтяжку лица и убрал складки на животе, чья-то жена сбежала со своим инструктором по теннису, какой-то член яхт-клуба переспал с какой-то замужней принцессой какого-то карманного европейского государства, о котором он никогда не слышал. Не признался он и в том, что не верит, будто Памела так перегружена деловыми поездками и встречами с нужными людьми, что у нее почти не остается времени на обычные повседневные дела.

Несмотря на его осторожную сдержанность, Джоанна без особого труда догадалась, о чем он умалчивал. Это и навело ее на мысль, что не все ладно в семье Морино. Впрочем, это совсем не мое дело, твердо сказала она себе. Несмотря на возникшее влечение, она не хотела оказаться втянутой в отношения с женатым мужчиной.

Словно почувствовав перемену в атмосфере комнаты, Редклифф повернул разговор на тему о цели пребывания Джоанны в Новом Орлеане. Он понял, что работа - самое главное в ее жизни. И в эту длинную карнавальную ночь Джоанна без особых просьб охотно рассказывала ему о работе над постановкой и, конечно, больше всего о своей работе над костюмами.

Розовые лучи зари коснулись чугунных решеток на балконе, когда она закончила свой рассказ.

- Невероятно, но мы проговорили всю ночь, - сказала она.

- Карнавальная ночь пролетает незаметно. - Редклифф понимал, что пора бы ему откланяться, поблагодарить и отправляться к себе в отель, куда, возможно, сейчас уже вернулась его гулена-жена.

Они молчали: Редклифф - свободно раскинувшись в кресле, Джоанна - свернувшись калачиком в углу на шелковом покрывале дивана, и наблюдали за восходом солнца, за игрой красок в небе, отражавшем золотые и рубиновые лучи утренней зари.

За эти часы, проведенные вместе, он составил себе представление о Джоанне Лейк как о женщине сердечной и заботливой, талантливой и незаурядной. И ему все никак не хотелось прощаться с ней.

То, что происходило с его телом в ее присутствии, имело для него значение, но было вполне естественной реакцией, ведь ему приходилось «поститься» месяцами, а Джоанна очень привлекательна. Как нормальный мужчина, Редклифф не был безразличен к хорошеньким женщинам. Его удивляло другое - что творится из-за нее в его сознании. Он хотел ее, это понятно. Но при этом в его желании было нечто большее. Зыбучие пески, одернул он себя. Еще шаг, и ты пропал.

- Сегодня моя мать выходит замуж, - внезапно сообщил он. - Вряд ли вам приходилось бывать на подобной свадьбе.

У нее мелькнуло воспоминание о том времени, когда она была настолько глупа, что строила планы собственной свадьбы в Париже.

- Нет, но раз вы так говорите, то я, наверное, действительно не видела ничего подобного.

- Совершенно верно. А хотите увидеть?

Да! Да! - закричало непослушное сердце.

- С вами? - осторожно спросила она.

- Мне было бы приятно ваше общество. - Тон его звучал прозаически сухо, но в глазах было столько обезоруживающей доверчивости!

- А как же ваша жена? - вырвалось у Джоанны.

- Памела не поедет. Она не в таком уж восторге от моего скромного сельского происхождения.

До того как они поженились, Памелу жгуче интересовало все, что касалось Редклиффа: его детство в Миссисипи, его семья, тяготы, выпавшие на его долю в раннем отрочестве, его полный самоограничения путь к успеху, его работа в «Сэвидж». Теперь все в их совместной жизни она считала скучным. В Сарасоте скучно, в Майами скучно. Флорида - сплошное пекло. Все, абсолютно все, было безмерно скучным. И сам Редклифф, которому она высказывала эти упреки при очередной истерике, когда она поднимала голос до такого визга, что рисковала разнести вдребезги свою драгоценную коллекцию хрусталя, стал чертовски, чертовски скучным! В глазах Памелы это был главный недостаток ее мужа.

После свадьбы Редклифф довольно быстро обнаружил, что совсем не знал ее. Каждый день его жена заново создавала свой облик перед зеркалом. И все, что она делала и говорила, становилось всего лишь дополнительным штрихом к этому тщательно продуманному автопортрету.

Но хотя он и бы разочарован своим браком, он понимал, что винить в этом, кроме себя, некого. Он с самого начала знал, что Памела ведет беспутный образ жизни.

Единственное, что беспокоило Редклиффа, это появившееся у него за последний год и все чаще повторяющееся странное состояние, при котором он чувствовал себя человеком, в полном одиночестве стоящим на дороге, по которой на него неотвратимо и стремительно несутся машины.