круглыми стеклами.
Егор потянул одеяло, лег, спрятал ноги. По телу забегали мураши, и внутри и снаружи. Стало зябко. Укрылся, лег на бок. Заснуть. Вадим наклонился над ним.
- Ну вот. Хорошо… Засыпай.
Егор посмотрел на него.
- Он его сломал, - сказал жалобно. - Зачем?…
- Зачем. - криво усмехнулся Вадим. - Зачем… Спи пока… Не думай… Повернулся и вышел, погасив лампу. Протискиваясь между гардинами, в комнату вползал обманчивый неверный свет фонарей.
Наутро опять включили жизнь. Егор проснулся и сразу быстро, ни о чем не думая, встал. Сделал небольшую гимнастику: размялся, понаклонялся, поотжимался. Пошел в ванну, залез под ледяной душ и, стараясь сильно не сжимать зубы, досчитал до шестидесяти.
Почистил зубы, не глядя в зеркало. Судя по ощущениям, смотреть не стоило. Лучше помнить себя целым.
Надел халат, выглянул в коридор.
- Можно завтрак! - крикнул дежурному.
Убрал постель, аккуратно сложил разбросанные вещи. Девушка прикатила завтрак. Вдумчиво деловито позавтракал.
Оделся, сел за стол, достал блокнот. Теперь можно было подумать.
Где- то в груди было больно, но в это место не заглядывал, не тревожил. Думал о другом. Кое-что изменилось. В нем самом изменилось.
Подумать надо было о Цезаре.
Теперь слово «Цезарь» не вызывало никаких эмоций. То есть вызывало, но совершенно уже не те. Эта магия больше не работала.
И случилось это вчера. Еще до…
В общем, до…
Тогда, под звуки ослепляющего голоса, что-то внутри Егора тоже сделало выбор и переключилось, а может закрылось. Что это «что», Егор не думал, об этом думать было бессмысленно и бесполезно.
Думал о другом.
О просто мальчике с собачьим именем «Цезарь». Теперь он мог так думать. Кто он такой? Какой он? Записал вопросы в блокнот. Послушал себя, вспомнил. Внизу приписал следующее:
«Никакой. Пластилин. Жизнерадостный комочек Света. Луч Смерти, он же Луч Жизни.» Все правильно. Как Гарин своим Гиперболоидом резал людей и плавил скважины, так же теперь некий Гарин использует Луч Цезаря для построения своего государства.
Кто у нас Гарин?
«Гарин - Марагон».
Да. Это очевидно.
Теперь дальше.
Это все пока. Пока Цезарь растет. Пока он еще пластилин.
Марагону нужно, чтобы он так и оставался орудием, а ведь Цезарь растет.
Егор знал, чувствовал, что вчерашний поступок Цезаря был не самостоятельным. Слишком целенаправленный. Непластилиновый. Жесткий.
Но для кого на самом деле это было сделано? И еще. Очевидно, что на Марагона обаяние Цезаря не действует с такой силой как на других.
Егор немножко начал тупить.
Закурил. Прошелся.
Сел и записал:
«Я никогда не буду Гариным».
Так. Зачем записал?
А потому что… Потому что не надо было, чтобы Цезарь был орудием. Чтобы он перестал быть пластилином, а жил сам. Сам понимал, сам учился, сам сомневался.
И даже если бы Егор получил власть над этой Силой - это нехорошо, нечисто.
«Цезарь не Сила. Он человек».
Теперь дальше.
Что нужно изменить?
«Марагон больше не Гарин. Цезарь…»
Что же Цезарь?
«Цезарь учится быть Светом, а не казаться им».
Вот так.
Что делать?
Для начала - поговорить с Цезарем.
Удовлетворенно захлопнул блокнот.
Егор подошел к дежурному за столом.
- Мне нужно увидеть… Вадима. Можно как-то передать? Срочно.
Дежурный кивнул и остался сидеть. Егор посмотрел на него и пошел к себе. Проходя мимо максовой двери, замедлился. Потом все же взялся за ручку. Закрыто.
- Нет никого, - спокойный голос дежурного. - Не живет здесь больше.
Ну да. Егор не удивился.
Лег на диван, закрыл глаза.
В голову сразу полезли воспоминания, замельтешили картинки. Нет, нельзя. Надо переждать. Хоть бы почитать что-нибудь! Сел за стол, раскрыл блокнот, принялся рисовать. Рисовал он неважно и знал почему. На алгебре и геометрии довелось сидеть с Петей Студенниковым, так капризный Исаак Аркадьевич распорядился, давно еще. А тот вечно что-то рисовал: рыцарей всяких и свою любимую морскую свинку в разных ракурсах. Егор поневоле был вынужден наблюдать за его стараниями. И сам пробовал, хотя и не тянуло, из спортивного интереса. Кое-что получалось, по крайней мере, свинку эту чертову в студенниковской манере рисовать научился. Тот хвалил, но ревновал. И Егор сделал вывод, что труд художника - это пот. Из десяти линий - одна верная, пока руку не набьешь. Независимо от способностей, главное - желание. Желание и есть способность.
Сейчас желания особого не было, было время. Стал рисовать женские лица. Вдруг захотелось нарисовать Веру, и чтоб была похожа.
Стал вспоминать какие у нее глаза, нос, губы, подбородок. Какое у нее выражение лица. Вспоминать это было интересно.
Особенно хотелось бы зафиксировать два ее состояния. Одно - когда она, смущаясь, объясняла что делают за дверью. Егор улыбнулся. Второе - когда она потом сидела, с чашкой и растерянно улыбалась чемуто.
И третье можно. Когда она сказала, что Володя ее муж. Потом. Момент, когда она все сказала, но еще не повернулась. Тоже особенное лицо было. Такие глаза.
В дверь постучали и, как это принято, сразу вошли. Вадим. Подошел, протянул руку. Егор, привстав, пожал.
- Ну как ты? - поинтересовался Вадик, вглядываясь пытливо.
