'The first that died was sister Jane; In bed she moaning lay, Till God released her of her pain; And then she went away. 'So in the church-yard she was laid; And, when the grass was dry, Together round her grave we played, My brother John and I. 'And when the ground was white with snow, And I could run and slide, My brother John was forced to go, And he lies by her side.' 'How many are you, then,' said I, 'If they two are in heaven?' Quick was the little Maid's reply, 'O Master! we are seven.' 'But they are dead; those two are dead! Their spirits are in heaven!' Twas throwing words away; for still The little Maid would have her will, And said, 'Nay, we are seven!'
Легко радушное дитя Привыкшее дышать, Здоровьем, жизнию цветя, Как может смерть понять? Навстречу девочка мне шла: Лет восемь было ей; Ее головку облегла Струя густых кудрей. И дик был вид ее степной, И дик простой наряд, И радовал меня красой Малютки милый взгляд. 'Всех сколько вас, — ей молвил я, — И братьев, и сестер?' — Всего? Нас семь! — и, на меня Дивясь, бросает взор. 'А где ж они?' — Нас семь всего, — В ответ малютка мне. — Нас двое жить пошли в село И два на корабле. И на кладбище брат с сестрой Лежат из семерых, А за кладбищем я с родной: Живем мы подле них. 'Как? Двое жить в село пошли, Пустились двое плыть, А вас все семь! Дружок, скажи, Как это может быть?' — Нас семь, нас семь! — она тотчас Опять сказала мне. — Здесь на кладбище двое нас Под ивою в земле. 'Ты бегаешь вокруг нее, Ты видно, что жива; Но вас лишь пять, дитя мое, Когда под ивой два'. — На их гробах земля в цветах, И десяти шагов Нет от дверей родной моей До милых нам гробов.
