Первое, о чем размышляли греческие философы, была природа, physis. Поэтому начальный период греческой философии, приблизительно с 600 по 450 гг. до Р.Х., называется натурфилософским периодом. Но около 450 г. одновременно со становлением афинской демократии произошло изменение предмета философских размышлений. Оно было вызвано как внутренней динамикой развития ранней греческой философии, так и политическими обстоятельствами.

Рассмотрим вначале внутренние причины этого изменения. Представим, что мы оказались в этом времени в роли изучающих философию. Нам предшествует полтора века философской традиции, в которой существует много различных точек зрения. Некоторые из них противоречат друг другу, но все они претендуют на истину. Что-то здесь не так — такова была бы наша естественная реакция. Ведь в лучшем случае, только одно из существующих учений может быть истинным.

К такому выводу и пришли в то время очень многие. Изучавшие философию постепенно становились скептиками, то есть сомневающимися в обоснованности любой точки зрения. Ведь один философ утверждает, что первоначалом является вода, второй — апейрон (беспредельное), третий — огонь, четвертый — атомы. Одни философы учат, что существует четыре первоначала, а другие бесконечное количество. В лучшем случае только одно из таких утверждений является правильным. В чем тогда ошибаются остальные?

Несовместимые друг с другом утверждения об одном и том же получены с помощью мышления. Следовательно, чтобы понять, почему и как это произошло, надо разобраться в том, что такое мышление. В результате таких размышлений центр философского внимания был перенесен с природы на человеческое мышление. Был поставлен вопрос об условиях получения достоверного знания.

Таким образом произошел переход от претенциозных и часто слабо обоснованных натурфилософских спекуляций к скептической критике знания и теории знания, от «онтологии» (греч. logos — теория, объяснение, to on бытие), или учения о бытии, к «эпистемологии» (греч. episteme — знание), или учению о знании.

Человек не просто пристально смотрит на объекты, а затем формулирует о них утверждения. Человек стал проблемой для самого себя. Мышление обратилось к самому себе. Человек начал рефлексировать, то есть исследовать себя и свое собственное мышление.

Нечто подобное произойдет после 1600 гг. и в английском эм-пирицизме, когда совершился переход от построения всеохватывающих систем (Декарт, Спиноза) к скептической критике знания (Локк, Юм).

Итак, около 450 г. до Р.Х. человек поставил себя самого в центр своих интересов. В греческой философии начался так называемый антропоцентрический период (греч. anthropos — человек).

Наряду с этим эпистемологическим поворотом имеется и другое основание для выделения этого периода. Оно было связано с обращением философии к человеку и выражалось в отчетливой постановке этико-политических вопросов [Словосочетание «этико-политическое» мы пишем через дефис с целью подчеркнуть, что в античном полисе, как правило, этическое и политическое были связаны между собой. Ср. противопоставление Аристотеля и Макиавелли в Гл.8.]. Человек стал проблемой для себя самого не только в качестве мыслящего, но и в качестве действующего существа.

Внимание к этико-политическим вопросам было связано с политическими изменениями в греческом обществе. Благодаря эмиграции из метрополии и основанию колоний, греки пришли в соприкосновение с другими народами, имевшими иные обычаи и нравы. Так, однажды услышав о людях, поедающих мертвецов, греки пришли в ужас. В свою очередь, рассказавшие об этом обычае чужеземцы были потрясены, узнав, что греки предают огню умерших. У них именно сожжение покойников вызывало полное осуждение.

Современные люди, узнавая о совершенно неприемлемых, с их точки зрения, обычаях, не вступают с их приверженцами в этико-политические споры. Исследователи и путешественники, встречаясь с необычными для них культурами, обычно не задаются вопросом об обоснованности своих собственных обычаев и нравов. То, что именно греки первыми поставили такие мучительные вопросы, указывает на то, насколько необычной была их культура. Ведь на протяжении всех времен наиболее распространенной реакцией было стремление уничтожить «чужеземцев, которые придерживаются чудовищных обычаев» и так не похожи на нас! В любом случае чужаков следовало осудить! Однако греки поступили неординарно. Они поставили вопрос о том, что, может быть, они сами, а не другие, не правы? И, главное, они начали обсуждать этот вопрос в ясной и объективной манере.

Хотя контакты с другими народами были вызваны политическими причинами, но способность к рациональному обсуждению была наследием предшествующей стопятидесятилетней философской традиции. К 450 г. до Р.Х. греки уже научились четко и последовательно обсуждать сложные вопросы.

Точно так же, как первые греческие философы задавались вопросом о постоянном начале во всех изменениях, о единстве в многообразии, их наследники размышляли об одной универсально общезначимой морали и об одном универсально общезначимом политическом идеале, которые скрываются за разнообразием обычаев и порядков. Формально это один и тот же вопрос.

Однако ответы на этот вопрос были различны. Некоторые считали, что существует одна универсально общезначимая мораль и один политический идеал. Они установлены Богом или природой. Другие полагали, что мораль порождена обществом либо отдельным человеком, и что не существует универсальной и единственно правильной морали и политического идеала. К концу антропоцентрического периода (ок. 400 г. до Р.Х.) стало обычным утверждать, что мораль и право относительны в том смысле, что при решении связанных с ними вопросов не существует иного критерия, чем личное мнение отдельного человека. Мораль и право столь же различны, как суждения о вкусе и формах наслаждения.

Людей, наиболее последовательно отстаивавших эту точку зрения, называли софистами (греч. sophistes — мудрецы). К ним часто испытывали неприязнь, так как правители полагали, что такая точка зрения может разрушить основы общества. Какое же место занимали софисты в греческом обществе?

Сначала полезно подчеркнуть, что споры о морали и праве, начатые софистами, быстро выявили много проблем и их решений, с которыми мы сталкиваемся и поныне. Примером является проблема обоснования морали и права, утверждения которых носят нормативный характер, то есть выражают предписание или долженствование.

При обосновании определенной моральной нормы (то есть какого-либо нормативного суждения) дедуктивным путем, то есть с помощью ее вывода, необходимо иметь в качестве исходного пункта нормативное суждение в определенном смысле более высокого порядка. Тогда мы можем обосновать эту норму, но при этом базовое нормативное суждение остается необоснованным. Пытаясь обосновать его, мы воспроизводим ту же самую ситуацию и т. д. Все это похоже на попытку перегнать свою собственную тень. В любом случае верховная норма, к которой мы апеллируем последней, остается необоснованной [1]. Другими словами, всегда можно задать вопрос об обоснованности исходной нормы. Отметим, что это имеет место для всех дедуктивных способов аргументации, а не только для тех, которые связаны с обоснованием норм.

Более того, суждения, связанные с моралью и правом, не могут быть обоснованы с помощью восприятия и наблюдения подобно тому, как подтверждаются описательные (дескриптивные) и поясняющие суждения. Суждение «У Рогара рыжие волосы» может быть обосновано (признано истинным) или опровергнуто (признано ложным) путем простого взгляда на конкретного Рогара, о котором идет речь. Однако утверждение «Рогар должен отправиться за покупками» не может быть обосновано или опровергнуто путем наблюдения чего бы то ни было.

Другими словами, как подход формальных наук (дедукция), так и подход экспериментальных наук (восприятие и наблюдение) являются недостаточными при обсуждении этико-политических норм и возникающих в связи с ними проблем. (Отметим, что известны и другие подходы к их рассмотрению [См., например, Гл. 18.].) Однако неудачные попытки обосновать нормативные суждения с помощью дедукции, восприятия и наблюдения делают более понятными утверждения многих софистов о том, что мораль и право зависят от различных личностных и общественных обстоятельств, то есть относительны.

Чтобы понять, какими людьми были софисты, необходимо на время отвлечься от истории философии и обратиться к греческому полису и его институтам.

Уже отмечалось, что греческий полис был небольшим обществом как по количеству населения, так и по величине территории. Эти особенности, помимо других, создали в IV в. до Р.Х. условия для возникновения