доселе песне говорится, что нищие и смиренные, которых в обществе никто не замечает, будут «вознесены». Так оно и есть: Иисус вызвал настоящий скандал, позволив плачущей женщине, «которая была грешница», помазывать и целовать Ему ноги, а потом объявив, что благодаря личной встрече с Божьей благодатью и прощением эта женщина познала нечто такое, что было неведомо самоуверенным гордецам. Когда еще одна женщина, вопреки обозначенной для нее роли, дерзнула сесть у ног Учителя как Его ученица, Христос сказал, что она «избрала благую часть». Он призывал подражать вдовам, отличавшимся благочестием и щедростью, и даже маленькие дети становились примером людей, которые однажды войдут в «Царство, где все наоборот».

Вывод напрашивается сам собой: поверив «некоторым из наших» и отмахнувшись от опыта женщин, наши двое учеников отказались следовать примеру Своего Господа, приняли привычные в миру критерии мудрости и знания и обрекли себя на путь во мраке, не замечая знамений надежды, которые были совсем рядом.

Библейское повествование снова ставит перед нами ряд вопросов:

Кого мы считаем «хранителями знания»? На чьи мнения мы полагаемся, и чей авторитет определяет для нас границы реальности?

Кто находится на обочине нашего общества? К голосам каких людей мы не прислушиваемся, потому что не считаем их сведущими и достойными внимания?

В каких отношениях наше восприятие истины могло стать опасно узким из-за близорукости, закрывающей нам доступ к знанию и мудрости, которые могли бы обогатить нашу жизнь и вернуть нам надежду?

Мне бы хотелось предложить западным христианам, идущим в Эммаус, один жизненно важный источник мудрости. Его можно найти в церквях, существующих за пределами ветхой, угасающей христианской цивилизации Запада. Это церкви, возникшие в тех странах мира, которые в столицах имперской власти всегда считались «маргинальными», второстепенными. В Главе 2 мы говорили о том, как западные христиане видели мир в начале XX века, относя обширный африканский континент и еще более таинственные и отдаленные азиатские регионы к разряду «не- евангелизированных» территорий, нуждающихся в знаниях и мудрости, которыми Провидение наделило цивилизованные христианские нации. Теперь, когда такое упрощенное мировоззрение явно доказало свою несостоятельность, когда наше смятение и неуверенность привели нас на дорогу в Эммаус, западные христиане оказались в совершенно ином контексте, где «центр» мирового христианского движения сместился туда, где раньше они видели лишь «окраины». И с этих «окраин» раздаются голоса, предлагающие нам новый взгляд на происходящее и новую надежду. В мире, объединенном глобализацией, витают «слухи об ангелах», но вопрос (как и в самом начале) состоит вот в чем: прислушаются ли старые центры власти и знания к этим неприметным, смиренным свидетелям, чьи слова способны возродить их утраченную надежду?

Вообще-то, мне кажется, что есть глубоко укорененные и часто неосознанные причины, из-за которых западные христиане так часто не принимают новых идей и мыслей, исходящих из нынешних центров христианского движения. Голоса «с окраин» — это голоса людей, узнавших о Христе и Евангелии в таких контекстах, которые совершенно не похожи на христианскую цивилизацию, просуществовавшую в Европе не один век. Вера этих людей не проходила через фильтр Просвещения, их Христос никак не связан с имперской, колониальной властью и богатством, и потому им куда легче увидеть воистину радикальную сущность Евангелия. Более того, с «окраины» глобализованного мира им видно, насколько сильное и нередко пагубное влияние на западное христианство оказала его тесная связь с культурой, лежащей в основе политических и экономических интересов развитых и доминирующих стран и оправдывающей эти интересы. В результате эти люди начинают задавать нам щекотливые вопросы. Например, сразу после вторжения в Ирак Винот Рамачандра из Шри-Ланки заметил, что «лидеры-христиане, и особенно миссионеры и международные миссионерские организации, весьма редко ставят под сомнение и обличают двойные стандарты западных стран по отношению к правам человека, свободной торговле, оружию массового поражения и т. п.» [47].

Такие наблюдения, дающие нам понять, что синкретизмом страдают не только другие люди где-то в дальних странах, но что в этом отношении мы тоже не безгрешны и нуждаемся в глубоком покаянии и обновлении, могут быть нам очень и очень неприятны. Перед лицом подобных обличений у нас может возникнуть искушение заткнуть уши, не думать о том, что нам говорят, и даже попросту игнорировать этих людей, потому что их авторитет так и остается непризнанным у «некоторых из наших». Но так мы только повторим ошибку двух учеников на дороге в Эммаус и, подобно им, отрежем себя от свидетелей Христовых, чье слово способно возродить в нас надежду и начать восстанавливать нашу утраченную репутацию в глазах внимательно наблюдающего за нами мира.

Мы начали эту главу с того, что Христос приблизился к двоим ученикам и пошел рядом с ними. Не забывайте, что на протяжении всего этого разговора Он оставался неузнанным. Момент узнавания, прозрения еще впереди. Уже после того, как Он открыл им Себя, ученики вспоминали, как горели у них сердца во время разговора на дороге. Но вспоминали они об этом задним числом; пока они шли, Христос так и оставался для них таинственным, неузнанным инкогнито.

Из этого простого факта можно сделать важные выводы. Например, это означает что в моменты одиночества, когда мы чувствуем себя покинутыми и не видим рядом Христа, наше восприятие реальности может не соответствовать действительности. Я вовсе не хочу преуменьшать или тривиализировать чувства горя, страдания и утраты; просто даже если мы не видим, не узнаем Христа, это еще не значит, что Его нет с нами рядом. Более того, двоим путникам на дороге в Эммаус посчастливилось испытать куда более близкое и удивительное присутствие Христа, чем когда-либо раньше; ну когда еще им приходилось вот так беседовать с Иисусом? Так что даже в самые мрачные и отчаянные минуты жизненного пути мы не остаемся одни; Христос идет рядом, даже если мы ошибочно принимаем Его за непрошеного и неизвестно откуда явившегося незнакомца.

Но кроме утешения в этом факте есть еще одна важная мысль. Воскресший Христос не только идет рядом с отчаявшимися путниками; теперь Он становится по-настоящему непредсказуемым Христом. Его невозможно ограничить или удержать; Он появляется и исчезает, и часто благодатная сила Его Воскресения действует в жизни людей неузнанно и незримо. Из этого ясно, что видеть в Воскресении просто доктрину, в которую необходимо верить, — значит лишать это Воскресение всей его славы. Христос жив, и в мире, на открытых дорогах, где люди на ходу обсуждают свои разочарования, Он открывает им Себя, несет им исцеление и делает это таинственными, часто неожиданными способами. Мы не можем диктовать, когда, где и как может проявляться Его присутствие; скорее, мы можем быть уверены, что Он постоянно будет удивлять нас внезапными, непредсказуемыми появлениями среди тех, кто смиренно ищет Божье Царство, признавая свою нужду в благодати и новом разумении.

Позвольте мне завершить эту главу одним примером. Роже Гароди был ведущим французским интеллектуалом и видным философом-марксистом. Движимый страстным желанием увидеть преображенный мир и справедливое человеческое общество, он прошел по своей собственной «дороге в Эммаус», тяжело переживая предательство коммунистических идеалов в Советском Союзе. «Очень нелегко, — признавался Гароди, — когда человек, много лет считавший себя атеистом, вдруг обнаруживает, что христианин у него внутри так никуда и не делся. Очень нелегко принять на себя ответственность за такую надежду» [48]. Гароди нашел Христа (или, скорее, Христос нашел Гароди) не в церкви — насчет которой у него и дальше были очень серьезные сомнения — а на открытой дороге социального активизма и воинствующей философии. Его опыт подтверждает все, сказанное выше о непредсказуемости и свободе воскресшего Христа, а его смиренный и честный рассказ о неожиданном обретении веры должен стать примером и вдохновением для всех нас, шагающих сегодня в Эммаус.

«Всю свою жизнь я задавал себе вопрос, христианин я или нет. В течении сорока лет я отвечал на него отрицательно, потому что сам вопрос был сформулирован неверно, как будто христианская вера несовместима с воинственной жизнью борца. Теперь я уверен, что они едины, и что без этой веры моя вера