– Я управляющему говорил.

– У него я не спрашивала. Да эта подробность меня не интересовала, ну, думаю, разыщу как-нибудь. Сегодня отправилась в город и взяло меня сомнение...

– Почему же сомнение?

– А вдруг ты женат? Вдруг я приеду, а у тебя жена, дети? Скучно! Карета между тем везет меня. Потом она остановилась. Лакей соскочил с козел, отворил дверцу и говорит: «Приехали». – «Куда?» – спрашиваю. «К художнику Варгину». Я не помнила, что велела везти себя к тебе, напротив, почти наверное ничего не велела. «Разве я приказывала?» – говорю. – «Приказали», – отвечает лакей. Ему, оказалось, и твой адрес был известен, он и привез меня. Ну, делать нечего – я вышла.

– И увидела берлогу, не очень-то роскошную. Ты к такой обстановке, как у меня, не привыкла.

– Откуда ты знаешь, к чему я привыкла? Обстановка дело наживное.

– В этом ты права. Теперь я скоро заменю ее другою. И у меня будут и статуи, и цветы. Ковры постелю, диван у мебельного мастера сделаю. Теперь у меня хорошие заказы появились. Вот сегодня граф Кастильский был, хорошую цену дал... я его акварельный портрет писал. Ты его знаешь?

– Никакого графа Кастильского не знаю.

– Как так? Он прямо мне сказал, что приехал по твоей рекомендации.

– Что-то ты путаешь.

– Да нисколько. Он очень определенно объяснил, что явился от тебя.

– Положим, я в последнее время со многими завела новые знакомства, но не помню, чтобы видела какого-то графа Кастильского. И фамилии его не помню. Каков он собою?

– Да вот его начатый портрет, – и Варгин, встав с дивана и взяв свой рисунок, хотел подать леди, но пошатнулся.

– Что с тобой? – испугалась она. – Ты мне сразу показался бледным, а теперь совсем побелел.

– Не знаю, неможется что-то. Я вдруг почувствовал себя нехорошо перед самым твоим приездом, – и художник, вдруг ослабев, бессильно опустился опять на диван.

Леди Гариссон, взглянув на портрет, который он держал в руках, произнесла:

– Нет, это лицо мне вовсе незнакомо. Но отчего так почернели краски?

– Не знаю... Я вот что все хочу спросить у тебя, – произнес Варгин заплетающимся языком, – отчего ты говоришь по-русски и где ты научилась этому языку?

Она тревожно посмотрела на него. Голова у него закинулась, глаза полузакрылись, губы посинели и пальцы двигались в судорогах.

– Да что с тобой?

– Ничего, – ответил Варгин через силу, – внутри жжет... как... огнем...

– Жжет внутри, губы синие, шум в ушах?

– Да!

Леди вскочила и наклонилась над ним.

– Отвечай скорее, дело серьезное! Что ты ел сегодня, пил? Соберись с силами, ответь!

Художник полулежал на диване, вытянув ноги, и, казалось, уже не слыхал того, что говорили ему.

Напрасно леди Гариссон добивалась ответа от Варгина. Судороги у него от пальцев перешли в руки. Полуоткрытые глаза помутились. Рот полуоткрылся, губы вздрагивали, и трудно было разобрать, силился ли Варгин произнести ими что-нибудь, или это вздрагивание было так же непроизвольно, как судорожные движения пальцев и рук. В мастерскую постучали. Леди Гариссон бросилась к двери, повернула ключ в замке и, приняв эту предосторожность, спросила:

– Кто там?

– Варгин дома? – послышалось за дверью.

Леди не знала, что ответить ей.

– Кто вы такой? Что нужно? – повторила она, меняя голос с неподражаемым искусством, так что узнать его не было возможности.

В дверь опять постучали, и затем послышалось:

– Я спрашиваю, дома ли Варгин. Петрушка, ты дома? Отвори!

– Да кто вы такой?

– Товарищ его, Елчанинов. Отворите, мне нужно сейчас же видеть Варгина. Отворите, или я выломаю дверь.

«Товарищ его – тем лучше, он мне поможет, по крайней мере!» – решила леди и отперла.

– Леди, вы здесь? – удивленно произнес Елчанинов, входя и останавливаясь.

Это был он, живой, здоровый и невредимый.

– Вы меня знаете? – воскликнула она, пораженная, что этот незнакомый ей приятель Варгина называет ее.

Отворить дверь приятелю художника она ничуть не побоялась. Не было ничего предосудительного, что