– Не столько на мне, сколько на нем. Если удастся отходить его, через два дня он будет здоров, но эти два дня потребуют большой возни и ухода. Едва ли, кроме меня, кто-нибудь может указать, что и как нужно будет делать, я одна могу угадать симптомы улучшения или ухудшения; следовательно, в течение двух, по крайней мере, дней я должна следить за ним. К себе на яхту я не могу его взять.

– Вам не позволят этого?

– Да, мне не позволят. Мало того, если застанут или увидят меня здесь при нем, не пустят больше сюда... просто силой не пустят, и тогда все будет потеряно.

– Что же делать?

– Единственно – перевезти его сейчас куда-нибудь отсюда, куда бы я могла приезжать так, чтобы не знали, что я езжу к нему. Другого выхода я не нахожу.

– Но едва ли выход этот возможен, – упавшим голосом возразил Елчанинов, – кроме моего собственного угла, я ничего не имею, но перевезти Петрушку ко мне при данных условиях – все равно что оставить здесь. Вам одинаково неудобно быть у меня, как и в квартире Варгана.

– Конечно. Но нет ли у вас родственницы, знакомой, какой-нибудь близкой семьи?

Родственники Елчанинова жили в провинции, а близких людей в Петербурге у него только и было что Кирш да Варгин.

– Нет, у меня никого нет! – ответил он.

– Я тоже не знаю никого в Петербурге, я чужая здесь! – сказала, в свою очередь, леди.

И оба замолчали, словно придя к преграде, сокрушить которую, казалось, не было человеческой силы.

– Вот что, – проговорил наконец Елчанинов, – сделать все-таки что-нибудь надо. Можете вы мне дать час в распоряжение?

– Вы придумали что-то?

– Не знаю, не надеюсь; мое предположение почти невозможно, но утопающий хватается за соломинку! Все, что я могу сказать: авось! Позвольте мне уехать, через час я вернусь... Дайте мне час в распоряжение.

– Это, пожалуй, будет слишком долго. Возьмите мою карету, чтобы съездить скорее.

– Нет, туда, куда я хочу отправиться, мне в вашей карете нельзя. Если мне удастся сделать что-нибудь, я вернусь в ямском экипаже и перевезу в нем Варгина.

– Одному вам, пожалуй, не справиться. Нет ли у вас еще кого-нибудь, кто бы помог вам?

– У меня есть один человек, я заеду за ним. Мы приедем сюда, вы уедете, чтобы не вызвать подозрения у ваших слуг, и затем отправитесь в то место, куда мы перевезем Варгина. Туда вы можете явиться смело. Никто не заподозрит, что Варгин там. Лишь бы мне удалось устроить его.

– Так идите. Я подожду вас здесь.

Сговорившись с леди Гариссон, Елчанинов выбежал из дома, вскочил на первого попавшегося извозчика и первым делом отправился домой, откуда послал денщика за ямской каретой.

Станислав, которого он приютил у себя, спал крепким сном, очевидно, вознаграждая себя за неудобства, причиненные ему в погребе; Елчанинов разбудил его и велел быть готовым на всякий случай. Он сказал ему, что, может быть, скоро вернется и они поедут вместе в карете, которую приведет денщик. Куда и зачем они поедут – Елчанинов не объяснял Станиславу, потому что не имел на то времени. Он поспешил дальше.

Соломинкой, за которую он схватился, как утопающий, было его свидание с Верой, назначенное ею на сегодня в два часа. Ему пришла в голову отчаянная мысль уговорить Веру взять Варгина на два дня в верхотуровский дом, где она жила.

В самом деле, если бы оказалось возможным поместить тайно бедного художника где-нибудь, хоть в той же оранжерее, через которую Елчанинов имел сообщение с домом князя, – леди Гариссон могла бы смело приехать туда явно, не вызвав никаких подозрений. Очевидно, она была знакома с Верой, и никто не помешал бы ей навещать свою знакомую по нескольку раз в день.

Сильно билось сердце у Елчанинова, когда он подъехал на извозчике, загнавшем по его приказанию лошадь, к знакомой уже оранжерее. Здесь его ждал карлик Максим Ионыч.

– Пожалуйте, – встретил он Елчанинова, так и сияя весь радостной улыбкой. По его лицу было видно, что он чем-то чрезвычайно обрадован и доволен сегодня. – Пожалуйте, – повторил он и сделал своей маленькой ручкой не лишенное грации движение, с которым обыкновенно важные слуги важного дома приглашают важных гостей.

Елчанинов думал, что карлик опять проведет его в беседку, но тот вместо того, чтобы повернуть к группе акаций, за которыми стояли стол и скамейка, направился по дорожке, ведущей прямо к дому.

«Что это значит? – удивился Елчанинов, – и отчего он такой счастливый сегодня?»

Дорожка между клумбами цветника вела к большой каменной террасе, уставленной статуями и вазами с растениями. На террасе за маленьким столиком сидела Вера. Она была одна.

Она издали увидела приближающегося Елчанинова, улыбнувшись, кивнула ему головой и встретила его словами:

– Ну, здравствуйте! Я рада, что вижу вас целым и невредимым. Значит, ваше ночное приключение обошлось благополучно. Станислав освобожден?

– Вы этого хотели! – ответил Елчанинов.

– Где же он теперь?