– Ну, как? – тревожно спросила Лена, лишь слегка пригубив из своей рюмки. – Что скажете?

– Фантастика! – проговорил изумленный Борис, вертя головой. – Я и не думал, что может быть такой самогон!

Лена повернулась ко мне, словно от моего мнения зависело что-то важное. Я молча показал большой палец – во!

– Это был мятный. А теперь попробуйте смородинового! – хозяйка передала мне следующую бутыль.

Я, как заправский виночерпий, вытащил пробку и наполнил стопки почти черным, более густым, чем предыдущий, самогоном.

– Серега, следующий тост за тобой! – улыбнулся Борис.

Я подумал, и предложил:

– Давайте выпьем за мастерство! За то, чтобы человек, умеющий что-то делать руками, ценился у нас выше того, который продает его труд!

– Ну, ты чего-то не туда загнул! – покачал головой Борис, но Лена подмигнула мне, мол, поняла, и мы выпили по второй.

Если бы мне не сказали, что это самогон, я решил бы, что мне дали смородиновый сок, настолько свеж и ярок был вкус ягод на языке. И вновь голова осталась абсолютно ясной!

Потом мы попробовали перцовый, коньячный – на дубовой коре, хвойный, и облепиховый.

– Лена, да тебе надо патент брать и открывать завод – народ всякой дрянью травится, а это, как в рекламе йогурта «Данон» – и вкусно, и полезно! – кричал раскрасневшийся Борис, восторженно глядя на хозяйку.

Я вторил ему, пораженный – спиртное всегда отпугивало меня именно своим жестким вкусом, я терпеть не мог водку, коньяк и пил их с трудом, хотя и, случалось, чаще, чем хотелось. Ленина же «продукция» имела настолько мягкий и приятный вкус, что временами казалось – ее можно пить стаканами, как компот!

Но все же самогон есть самогон – после седьмой рюмки мы с Борисом захмелели. Выпитое разжигало аппетит, и закуска на столе кончилась поразительно быстро. Лена зажарила яичницу, а после еды, выпив еще по рюмочке, уже – кому что понравилось, хозяйка убрала со стола и вдруг предложила:

– А хотите, я вам спою?

Борис недоверчиво посмотрел на художницу.

– Бардовская песня? КСП, Грушинка, супруги Никитины и все такое?

Я пнул искателя ногой под столом и кивнул.

– Конечно, очень хотим!

Хозяйка встала, ушла в соседнюю комнату и вскоре вернулась с черной, расписанной пурпурными цветами, старинной семиструнной гитарой.

Усевшись поудобнее, Лена провела рукой по струнам, подкрутила колки на грифе, еще раз проверила звучание и, вдруг просветлев лицом, мягким, грудным голосом запела:

Честно сказать – я изумился! Невыразимо грустная, щемящая сердце мелодия, странные, не рифмованные, но очень напевные стихи – все рождало ощущение тоски, обреченности, и в то же время все это было каким-то светлым, добрым…

– Да уж! – брякнул Борис, пораженный не менее моего. – Лена, вы это сами написали?

От полноты чувств искатель даже назвал нашу хозяйку на «вы». Лена кивнула.

– Это еще в студенчестве. Мы тогда все увлекались… Вы правильно сказали – КСП, Грушинка, Визбор, Кукин, Городницкий…

Я подал голос:

– Лена, мы завтра уезжаем. Если вам надо что-то по дому сделать – ну, дрова там, или починить чего- нибудь, вы скажите сейчас, чтобы мы распланировали завтрашний день. И еще, вот деньги – за постой!

Лена вскинулась.

– Как не стыдно! Я вас что, за плату пустила? Да еще на топчан в сени! За это разве берут деньги? Уберите, уберите сейчас же! Сергей, я могу обидеться!

Я сконфуженно убрал деньги, а Лена продолжила:

– Если есть желание поработать, то действительно, ребята, помощь нужна… Только если вам не трудно… Я купила две машины коряг, а колоть их у меня сил не хватает. Они все такие узловатые, перевитые, смолистые…